Рядом с ним сражался самый молодой боец из отряда. Младший брат Каталя Кензи, в первый раз вступивший в бой. Обезумев от ярости, он бросился на противников, намного превосходящих его по опыту и силе, и Пейтону не оставалось ничего другого, как прикрыть спину безрассудному юнцу.

Он последовал за ним в жилую башню, едва не споткнувшись о безжизненное тело служанки. Только сейчас он увидел, что Кензи бросился вверх по лестнице. Он отправился за ним и, поднявшись на башню, услышал лязг оружия и крики воинов. Извилистая лестница была темной, и только слабый лунный свет проникал сквозь крохотные бойницы.

Почти полная темнота заставила Пейтона на мгновение остановиться, мягко перекрывая кровавый шум в его голове. Тяжело дыша, он замер, прижавшись лбом к холодному камню. Юноша чувствовал слезы, стекавшие по его щеке, чувствовал запах крови на своей одежде и чувствовал тяжелую сталь в своей руке.

Образ мертвого брата выжигал его мысли, и горло так сжалось, что ему казалось, что он задохнется прямо здесь, на ступеньках.

Кайл был теплым, как солнце. Там, где он появлялся, была радость. Никогда бы он не захотел, чтобы все эти люди погибли из-за него. Он никогда не одобрял насилие и даже не любил охоту. Месть не заглушит боль и не принесет ничего хорошего. Этот бой не вернул бы брата. Пейтон ошеломленно пошатнулся.

С чувством, что он совершает ужасную ошибку, Пейтон пошел дальше. Ледяной воздух на вершине башни был для него как удар плетью. Его потерявший ориентацию взгляд устремился на Кензи, который оказался лицом к лицу с человеком, который едва успел одеться, прежде чем схватиться за оружие. На нем не было ни обуви, ни рубашки. Несмотря на это, в борьбе за свою жизнь он размахивал топором со смертельной точностью.

Если Пейтон хотел положить конец этой жестокой резне, он не должен был допустить, чтобы брат Каталя был ранен. Он должен был прийти ему на помощь, даже если и не собирался больше лишать никого жизни. Потому что то, что здесь сейчас происходило, было ложью и не чем иным, как убийством.

Юноша должен был привести остальных в чувство, если не хотел жертвовать спасением своей души. Или для этого уже было слишком поздно? На его руках была кровь Кэмеронов, и ей же была пропитана рубашка.

Одно имя промелькнуло в его мыслях – Сэм. Что теперь с ней будет? Простит ли она ему то, что он натворил здесь? Словно мысль о его великой любви вызвала ее образ, он увидел ее перед собой.

Ветер хлестал ее волосами по лицу и прижимал ночную рубашку к телу. Невольно Пейтон сделал шаг к ней, осознав ее страх. Повернувшись, она протянула к нему руки и в панике посмотрела на него. Двое людей Каталя перекрыли ей дорогу и приблизились к ней с ледяным расчетом во взгляде.

Сэм? Почему она здесь? Неужели это она? Пейтон покачал головой, желая прогнать видение, но ничего не произошло. Ужас в глазах Сэм, абсолютная безысходность…

– Томас! – отчаянно прокричала она человеку с топором, когда один из воинов схватил ее за руку. – То…

Удар заставил ее пошатнуться, и она бросилась в сторону Пейтона, который словно окаменел, пытаясь различить видение и реальность.

Полуголый боец посмотрел на женщину, широко раскрыл глаза и превратился в берсерка.

– Изабель! – проревел он и выбил щит из рук Кензи, и, полный ненависти, обрушил свой топор на мальчика.

Пейтон слышал, как бьется его сердце, чувствовал, как кровь стекает по его телу. Запах озона разлился в воздухе после вспышек молний, которые устроили в небе над их головами пожар. Он увидел решимость в глазах женщины, когда она поднялась на парапет и, всхлипывая, прижала руку ко рту. Она скорее умрет, чем сдастся этим людям, это было ясно. Женщина встала против ветра, посмотрев на мужчину, которого назвала Томасом. Но не успела она предупредить его, как в спину ему вонзился клинок. Он сделал шаг вперед, недоверчиво посмотрел вниз, на грудь, и увидел кровь, растекающуюся по его рубашке.

Пейтон стоял слишком далеко, чтобы спасти Кензи, когда Томас из последних сил поднял топор и обрушил его на молодого бойца, не отрывая при этом взгляда от жены.

Пейтону она казалась ангелом, поднимающимся в небо белым сиянием.

– Сэм! – услышал он сам себя, глядя на то место, где она только что стояла. Это была Сэм? Ангел? Или Изабель, как сказал воин? Пейтон не знал. Он знал только одно: она была невинна! Она не могла умереть!

Пейтон увидел, как женщина пошатнулась и шагнула назад. Он словно окаменел, хотел помочь ей, но ноги не слушались его. Слишком поздно он достиг ее и схватил ее падающее тело. В последнюю секунду юноша схватил ее за руку. Ее крик пронзил его насквозь, и он увидел страх смерти в ее широко раскрытых глазах. Тех же зеленых глазах, которые несколько часов назад смотрели на него, полные любви и страсти.

С каждым вздохом он чувствовал, как ее пальцы выскальзывают из его рук. Как будто у него было недостаточно сил, чтобы вытащить ее обратно за парапет. Сантиметр за сантиметром она соскальзывала в бездну. Из его горла вырвался крик отчаяния, когда она отпустила его руку и упала в пропасть.

Пейтон закрыл глаза, пытаясь избавиться от образа ее тела, которое тяжело ударилось о скалы, и вместо этого позволил себе опуститься на землю. Он дрожал. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что Кензи и Томас также не пережили эту ночь.

Что-то мягкое коснулось его щеки. Это была полоска белой ткани. Пейтон осторожно снял ткань с края камня. Ночная рубашка Изабель была расшита небольшими звездами.

Без единого чувства в своем теле он подполз к двум мужчинам, которые смотрели в небо невидящими глазами. Он закрыл веки Томаса, раскрыл его руку и осторожно вложил в нее полоску ткани. Потом шагнул к Кензи и поднял мальчика на руки. Затем он в последний раз оглянулся на вершину башни. Он тоже умер в ту ночь здесь, наверху. Он был чужд самому себе, когда спускался по ступеням, чтобы повернуться спиной к боям, людям и ненависти.

Единственная мысль билась у него в голове: «Ты нужна мне, Сэм. Спаси меня. Пожалуйста, прости меня и спаси меня!»

Кладбище рядом с Auld a´chruinn, наши дни

– Ты нужна мне, Сэм! – прохрипел Пейтон, вытирая слабой рукой кровь с уголка своего рта. Его взгляд скользнул к голым кронам деревьев. Словно костлявые руки тянулись к нему корявые ветви. Прежде разноцветные листья под ним стали теперь не более чем мертвым ковром, под которым погребено все живое.

Его время истекло. Каждый вздох стоил ему усилия, и от этого по его измученному телу разливалась неизмеримая боль.

Он хотел умереть. Не хотел больше ни секунды терпеть эти муки. Одна только мысль о Сэм удерживала его в живых. Если бы только он мог сказать ей в последний раз, как сильно ее любит. Что ее любовь стоила любой боли, которую он был вынужден терпеть. Тогда он смог бы закрыть глаза и отдать свою душу судьбе – и, может быть, наконец обрел бы покой.