старательно их записывал. Снились ему чаще всего неприятные сны, полные тревог и затаенного ужаса. Поначалу в них присутствовали его бывшие близкие друзья. Потом их становится все меньше.

Ночью приснился сон — будто умерла жена Миши Ромадина Вита. Но Миша как-то не очень опечален. То ли готов к этому был, то ли находится в состоянии шока. Потом приснилась очередная премьера Товстоногова. Какая-то классика, переделанная из прозы. Ужасно скучно — последовательно — цинично и многозначительно[312].

Тарковский, Михаил и Вита Ромадины были близки на протяжении многих лет. Андрей Арсеньевич познакомился с ними в студенческие годы, часто бывал у них в коммуналках, потом в мастерских, в квартирах и на дачах. Их жилища были местом, куда он мог прийти в любое время суток. Михаил Ромадин — художник в третьем поколении. Вместе с Тарковским они делали «Солярис», и великолепные декорации Ромадина были одной из причин его международного успеха. Живопись Михаила Ромадина также пользовалась успехом. Ромадины всегда были рады Тарковскому. У них бывали ученые, кино— и театральные режиссеры, художники, поэты. Это была интеллектуальная и художественная элита Москвы. После женитьбы на Кизиловой Тарковский стал дистанцироваться от старых друзей. Лариса не хотела делиться своим влиянием на него ни с кем. Окончательно Андрей Арсеньевич разошелся с Ромадиным после его отказа работать на «Зеркале».

Интересно восприятие сна о Товстоногове. Отношение Тарковского к одному из столпов отечественной культуры, спектакли которого были признаны выдающимися театральными событиями, — негативно-презрительное. Если бы он услышал об одном из своих фильмов подобные слова, уверен, он бы счел автора идиотом, завистником, негодяем или специально подосланным провокатором.

Двадцать второго августа 1976 года Тарковский размышляет:

Если мы не сможем начать «Сталкера» осенью (кажется, не сможем определенно), то начнем съемки с павильона, затем — натура (Москва зимой), и с апреля месяца 77 года — Зона (Исфара). Это обидно, конечно, т. к. весна в Азии — не осень[313].

Через полтора месяца с момента продления подготовительного периода Тарковский согласился: намеченные им сроки съемок «Сталкера» — нереальны. Он пытается найти выход, начав съемки с павильонов. Андрей Арсеньевич надеется закончить постановку «Гамлета» и тревожится, что под угрозой окажется его итальянский проект. Именно это является главной причиной торможения «Сталкера». Своей неготовности Тарковский не придавал значения. Он убежден, что, начав работу, как и на «Зеркале», сделает картину на съемочной площадке. В это время он считал, что ему все подвластно и в кино, и в театре, и в сценаристике. Сомнений не было. Неготовность, в которой Андрей Арсеньевич так никогда и не признался, со всей очевидностью проявится на съемочной площадке. Пока же возникли проблемы при подготовке.

* Вилли Геллер: Андрей уехал отдыхать в деревню, а мы работали на студии и вне ее, писали письма, договаривались с цехами, делали сметы, расчеты, договаривались насчет пленки и т. д. Работы хватало.

«Сталкер» в плане студии

Я в это время работал на «Служебном романе» у Эльдара Александровича Рязанова. Административная команда с фильма «Восхождение» Ларисы Шепитько перешла на «Сталкер». Вилли Геллер и Роман Калмыков пригласили меня после «Служебного романа» работать с ними. Я с радостью согласился. Никаких разговоров с Тарковским не было по причине его занятости или отсутствия.

Пятого сентября у Рязанова должны были начаться съемки, и я был завален работой.

В середине августа мне позвонил Роман Калмыков и попросил зайти. Вилли Геллер дал мне сценарий и попросил срочно сделать смету по реквизиту. Я просидел пару ночей, скрупулезно выписывая реквизит и придумывая то, что может пригодиться на съемках. Сдал смету Геллеру. Он изучил ее с Боимом, и попросил меня внести в нее некоторые изменения. Все нужно было делать срочно. Геллер усадил меня за свой стол, и они с Калмыковым ушли по делам. Я погрузился в смету.

Через несколько минут в комнату вошла вальяжная дама с надменным и слегка брезгливым выражением лица. Высокая прическа времен едва ли не Августа Стриндберга, бюст, который она гордо несла впереди себя. Не здороваясь, она посмотрела меня. Я поздоровался. Никакой реакции в ответ не было, точно я был неодушевленным предметом. Она уже хотела уйти, но взгляд ее остановился на пачке «Мальборо», оставленной Калмыковым на столе. Она подошла к столу, взяла сигарету, щелкнув зажигалкой, закурила, выпустив струю дыма, и ушла. Когда вернулся Калмыков, я, несколько ошеломленный, рассказал ему о неожиданном визите. «Рыжая?» — спросил он. «Да», — подтвердил я. «Это Лариса Павловна Тарковская. Я встретил ее в коридоре».

Таково было мое первое знакомство с Тарковской.

Я отдал Роману исправленную смету. Вместе с переделанным сценарием она была сдана в Госкино, и оттуда через пару дней пришел ответ.

Двадцать шестого августа в записях, относящихся к «Сталкеру» Тарковский отметил:

Как там в группе? Напомнить Геллеру:

1. Комната группы и моя (мебель).

2. Второй режиссер;

3. Ассистент по реквизиту;

4. Предупредить актеров о новых сроках их занятости[314].

С каждым этапом развития фильма количество людей, работающих на нем, увеличивается, им необходимы место для работы и второй режиссер для координации действий. Кандидатура его должна быть согласована с Тарковским, а его не было в Москве. Юрий Кушнерев, которого Андрей Арсеньевич хотел взять, был занят на картине Георгия Данелии. Ассистентом по реквизиту Геллер видел меня. После труднейшего «Восхождения» директор был убежден, что я справлюсь с работой, которая нам предстояла. Тарковский своей кандидатуры на должность ассистента не предлагал.

Серьезная проблема возникла с мебелью. В те времена (а это времена хронического дефицита) мебель была одним из самых престижных и трудно доставаемых элементов домашнего убранства. Тарковский настаивал на покупке для кабинета импортного гарнитура с письменным столом, диваном, стульями и мягкими креслами. А это был супердефицит, на который в магазинах записывались на годы вперед. Я помню, как Геллер с Калмыковым обсуждали, какую мебель покупать: польскую, чешскую или румынскую. Лариса Павловна жестко настаивала на югославской или арабской, выглядевшей гораздо помпезнее и стоившей гораздо дороже.

Тарковский жил в Мясном. Его главными заботами были итальянский проект, театральная постановка и предстоящие съемки. Но если в сроках «Сталкера» он мог что-то изменить, то спектакль нужно было сдавать вовремя. Продление работ ставило под угрозу итальянский проект. Беспокойство, тревога, внутренняя дисгармония отражаются в очередном сне Андрея Арсеньевича.

Двадцать девятого августа Тарковскому снится, что он в тюрьме. В одной камере с ним его однокашники и в прошлом близкие друзья Артур Макаров и