преждевременной. Сценарий (учитывая творческую манеру Тарковского) мог претерпеть значительные изменения, и публиковать его было неразумно. В руках недоброжелателей он мог стать удобным поводом для всяких сплетен, кляуз, перетолкований. А если все умело интерпретировать и подать — для запрета еще не начатого фильма. Тарковский, который в этот период брался за все, что сулило ему лишние деньги, понял, что Аркадий прав, и отказался от публикации.

Первого ноября Тарковский планировал поездку в Исфару, чтобы дать указания художнику, декораторам и администрации по строительству натурных декораций. Но он не поехал из‐за начала репетиций «Гамлета». В связи с этим не поехали и остальные участники съемочной группы.

Десятого ноября Тарковский намерен снова поехать в Таллин. Учитывая, что в театре шли ежедневные репетиции, можно представить, в какой цейтнот он себя загнал. Андрей Арсеньевич окончательно отменил поездку в Таджикистан, чтобы сосредоточиться на «Гамлете». Хлопоты Тонино Гуэрры в Риме о приглашении Тарковского идут успешно. Они уже сочинили почти весь сценарий итальянского фильма. Андрей Арсеньевич предложил вставить в него русские сцены, что позволит сделать картину совместной постановкой и отмести провокационные толки относительно того, что он стремится делать этот фильм, чтобы остаться в Италии.

Вместо Исфары Тарковский снова уехал в Мясное. Там еще с лета оставался его сын Андрей под присмотром тещи Анны Семеновны. На ноябрьские праздники приехала Лариса, прихватив с собой Анатолия Солоницына. В Москве в квартире Тарковских также начался ремонт. Они получили две государственные квартиры на одном этаже и решили соединить их в единое жилое пространство. И хотя эти квартиры на 11‐м этаже 14-этажного кирпичного дома, сделанного по индивидуальному проекту, были просторными, светлыми, с высокими потолками, на их реконструкцию требовалось время и немалые деньги. Поскольку ни времени, ни денег у Тарковского не было, к работам привлекли всех, кто соглашался помочь — режиссера-стажера из театра Ленинского комсомола Владимира Седова, художницу по костюмам Нэлли Фомину, актера Анатолия Солоницына. Инициатором перестройки была Лариса Павловна, ей помогала ее дочь Ольга — падчерица Тарковского. О ней в «Мартирологе» рядом две противоречащие друг другу записи от 10 ноября: «Олюшка в Москве, помогает по ремонту, осталась там одна. Милая моя девочка, очень люблю ее». И тут же: «С Ольгой плохо — бездельничает, грубит, не помогает — это когда ремонт и все работают, не покладая рук»[329].

Солоницын приехал к режиссеру, чтобы приватно поговорить с ним о роли Гамлета. Вместе они обсуждали детали будущего спектакля, готовили деревенский дом Тарковских к зиме. Анатолий Солоницын был язвенником, но вспоминал о болезни, лишь когда она обострялась. Стоило болям чуть успокоиться, он возвращался к привычному образу жизни, который как был, так и остался — типичным неустройством провинциального актера, не чуждого регулярных возлияний. Тарковского это не радовало. Он вел в деревне в основном здоровый образ жизни.

Андрею Арсеньевичу нужно послать в Италию заявку на сценарий и интервью. Необходимо написать письмо в Таллин. Не забыты и соавторы по «Сталкеру»:

Написать план сценария и послать Стругацким в Ленинград. Аркадию письмо — мне показалось, что они бездельничают и не понимают, что я от них хочу[330].

Последнее утверждение Тарковского совершенно несправедливо — Стругацкие весь последний год работали на него неустанно, честно и безропотно. Но они действительно часто не понимали, чего он от них хочет. Скорее всего, он и сам не очень осознавал это. Когда у Тарковского возникало ясное решение, он объяснял его внятно и быстро, как, например, сцену прощания в начале фильма. В остальном ясности у него не было. Существовало смутное ощущение чего-то ему не присущего и не близкого. Отсюда и его постоянное недовольство и невразумительность объяснений.

В этот раз Тарковский провел в Мясном чуть больше недели, работал физически весело и энергично и испытывал удовольствие от этой работы. Она давала нагрузку мышцам и позволяла думать о «Гамлете», «Идиоте», «Сталкере» и других проектах. В кураже он снимал телогрейку, и расплата не заставила себя ждать — он простудился и в Москву вернулся больным.

Аркадий Стругацкий: Мы сделали, прежде чем Андрей Арсеньевич был удовлетворен, примерно четыре или пять вариантов сценария.

Дело в том, что режиссерский вариант сценария сильно отличается от литературного: литературного сценария для кино мало, потом часто еще приходится дописывать отдельные вещи, особенно диалоги и монологи. Иногда режиссеру даже приходится брать специалиста по монологам и диалогам.

Работа была каторжная. Многие писатели (и мы в том числе) в свое время были уверены: уж если пишем прозу, то сценарий мы уж как-нибудь чохом сотворим, правой ногой через левое плечо. Так вот, мы с братом проходили суровую школу сценаристов и поняли, что это совершенно отдельный, чуждый нам жанр литературной деятельности. Это было для нас открытием, чем-то вроде удара из‐за угла… Но нам тем более хотелось работать с таким режиссером, и мы преодолевали одну трудность за другой, преодолевали собственную творческую инерцию. Ведь если вы в прозаическом произведении пишете, например: «Он смутился», то в кино не будет же диктор говорить: «Вы не смотрите, что герой спокоен, на самом деле он смутился». Задача сценариста — найти такие ситуации, в которых герой показался бы зрителю смущенным…

Но так или иначе, а пятый вариант фантастического сценария «Сталкера» был готов[331].

Пятнадцатого ноября 1976 года был принят акт об окончании периода режиссерской разработки. Этот документ подвел итог проделанным работам. Режиссерский сценарий был представлен и обсужден за 11 дней до назначенной даты[332].

Команда Тарковского, работавшая почти все время без него, досрочно прошла необходимый этап. Сформирована съемочная группа. Оставались вакантными две позиции — звукорежиссер (тогда он назывался звукооператором) и второй режиссер. Один из лучших звукорежиссеров «Мосфильма» Семен Литвинов, с которым Тарковский делал «Зеркало» и с которым снова хотел сотрудничать, был занят, а работать с кем-то ему неизвестным Андрей Арсеньевич не стал бы.

Непонятной оставалась ситуация со вторым режиссером. Малюков, которого предлагали Тарковскому, получил самостоятельную постановку, и вопрос о его работе на «Сталкере» отпал. Нужен был опытный режиссер, но среди таковых желающих работать с Тарковским не находилось. Геллер каждый день начинал со звонка в производственный отдел, но безуспешно. На студии все знали, что работать с Тарковским очень тяжело, ибо в работу активно вмешивается Лариса Павловна, дезорганизуя производственно-творческий процесс. А виновным во всех случаях оказывается второй режиссер.

Через неделю пришло заключение Главной сценарной редакционной коллегии Госкино, которая посчитала, что авторами режиссерской разработки учтены основные замечания, высказанные по