человек в клетчатом костюме. Судя по многочисленным наколкам на кистях, это был тюремный сиделец с большим стажем. Все, что происходило вокруг, его больше нисколько не занимало. Двое солдат подхватили неподвижное тело за руки и за ноги и закинули в кузов грузовика, стоявшего рядом.

Народ на Тишинском рынке как-то враз притих и, задавленный страхом, разбился на аккуратные правильные очереди у пропускных пунктов, где недоверчивые солдаты производили личный осмотр.

– В сторону! Расходись! – прокричал майор Бережной, устремившись за Игнатом Коваленковым.

За ним, стараясь не отстать ни на шаг, бежали бойцы с карабинами в руках.

Бережной увидел, как Коваленков повернул за угол.

«Не беда. Метрах в тридцати от перекрестка стоит пост. Мимо не прошмыгнуть. Ребята там задействованы серьезные. Вот только бы не подстрелили они его».

Майор Бережной как в воду глядел. Приглушенный выстрел заставил его ускорить движение. Еще через несколько секунд он увидел, как из переулка выбрался Коваленков. Бежать он уже не мог, каждый следующий шаг давался ему с большим усилием. Бандит добрался до середины улицы, неожиданно остановился, внимательно посмотрел на майора, приближающегося к нему, и рухнул на асфальт.

Бережной подскочил к этому мерзавцу, потряс его за грудки.

– Не помирай, гад! Ты еще за все ответить должен!

На худом изможденном лице застыла нелепая улыбка.

– Ты опоздал, майор. Я ушел вовремя. Передай сестре…

Губы его вдруг застыли. Договорить он не сумел, судорожно дернулся, расслабился и вытянулся.

Глава 30

Таких не убивают

– Операция проведена почти без огрехов, – сказал комиссар милиции третьего ранга Урусов и одобрительно посмотрел на майора Бережного, сидевшего рядом с ним. – Конечно, действовали жестко, иногда даже жестоко. Но это тот самый случай, когда иначе было не обойтись. Преступники объявили нам войну. Мы приняли этот вызов и действовали адекватно, взяли козырных, многие из которых находились в розыске. Как так получилось, что они оказались на Тишинском рынке именно в этот час?

Майор Бережной улыбнулся и ответил:

– Через своих информаторов я пустил слушок о том, что на рынке будут продавать синий и черный бостон, вот они и подтянулись. Блатные ведь модники, такого шанса упустить они не могли.

– Хитро придумано! Сейчас мне отовсюду приходит информация о том, что наши противники пребывают в самой настоящей панике, никак не могут решить, что им делать. Пока они затаились. Третий день нет ни одного тяжкого преступления! Когда было такое в Москве? Есть, конечно, воровство, драки. Без них никак. Но убийств нет, грабежей тоже не зафиксировано. Даже краж стало в разы меньше. Думаю, что уголовники надолго поприжали хвосты. Сегодня был в комиссариате на совещании, так там тоже нашу работу отметили положительно. Можешь передать личному составу, что каждого, кто участвовал в операции, ожидают поощрения и премии. Ну а что касается тебя, буду ходатайствовать, чтобы представили к ордену. Вот только не благодари. Ты заслужил!

– Не буду. – Майор Бережной улыбнулся. – Разрешите идти?

– Иди, работай!

Майор Бережной пришел домой довольно рано, открыл дверь своим ключом и шагнул в прихожую, буквально дохнувшую на него уютом. С правой стороны шкаф, с левой – высокое зеркало. К стене придвинут стул с высокой спинкой. Все знакомо, мило, дорого.

Из глубины комнаты доносился разговор жены и дочери. Они там обсуждали что-то свое.

На сердце у Ефима потеплело. Он подумал, что бесконечно устал. Ему хотелось покоя, тепла и наваристых горячих щей.

Муж и отец прошел в комнату, хотел было обнять любимых женщин, сказать им, как безмерно он их любит, но увидел Люсю и невольно застыл. На голове у дочери пилотка, на плечах гимнастерка, великоватая на пару размеров. Стройные бедра прикрывала юбка. На ногах грубоватые, тяжелые уставные ботинки. Военная форма сделала ее старше, серьезнее. Но в действительности это была его любимица, единственная восемнадцатилетняя дочь Людмила.

Отцовское сердце дрогнуло.

– Люся, что это?

– Папа, я ухожу на фронт, – негромко и немного виновато произнесла дочь. – Три месяца я училась на связиста, два дня назад было последнее занятие. Весь наш курс отправляют на Первый Белорусский.

– Когда? – спросил майор Бережной как можно тверже, но голос его все-таки подвел.

Люся посмотрела на часы и сказала:

– Мне нужно уходить через пятнадцать минут. Я очень боялась, что не сумею с тобой попрощаться.

– Почему ты мне ничего не сказала о своей учебе?

– Я пыталась, даже звонила тебе на работу. Но у меня не получалось. Думала, что ты меня не поймешь.

– А ты знала? – Бережной посмотрел на жену.

– Да, – виновато отвечала Прасковья. – Я ничего не могла поделать. Ведь она уже взрослая.

– Я знаю.

– Прости меня, Ефим.

– Не нужно извиняться. Это ее решение. – Бережной нежно обнял дочь. – Оказывается, ты у меня и в самом деле уже выросла. Жаль, что я заметил это только теперь. – Он погладил дочь по голове.

– Я думала, что ты меня будешь отговаривать, – произнесла Люся.

– Разве я посмел бы? Ты моя единственная дочь, и я очень тебя люблю.

– Я никогда об этом не забываю.

– Мне вот не удалось на фронт. Так, значит, ты решила за меня повоевать, – с легким укором произнес Бережной.

– Все не так. Ты же знаешь, что тебе нельзя. Я поняла, что не могу остаться в стороне. Половина мальчишек из нашего класса погибла. Я ждала, когда мне исполнится восемнадцать лет, чтобы выучиться на связистку.

– Мы с матерью тебя проводим до Белорусского вокзала, – сказал Бережной.

Девушка отрицательно покачала головой.

– Это не нужно. Меня проводят.

– Кто? – осведомился Ефим Григорьевич.

– Мой молодой человек. Мы с ним встречаемся.

– Вот даже как. Я пропустил и это. И кто же он?

– Артиллерист. Старший лейтенант.

– Где же ты с ним познакомилась?

– Он был ранен в руку, лежал в госпитале, а наш цех над ним шефствовал. Вот там мы и познакомились. Теперь с ним тоже все в порядке. Через неделю и он уезжает на фронт. Очень надеюсь, что на Первый Белорусский. Может, там и встретимся.

– А свадьба-то когда?

– Решили, что справим после войны.

Снаружи донесся продолжительный автомобильный гудок.

– Это приехали за мной, – сказала Люся и освободилась от отцовских объятий.

– На машине на войну? – Бережной улыбнулся. – Ты, наверное, одна так на Первый Белорусский поедешь.

– Очень на это надеюсь. Разве я не особенная? – с некоторым вызовом спросила Людмила.

– С этим никто не поспорит, – невольно согласился Бережной.

– А с машиной вот что вышло. У моего молодого человека есть школьный друг. Он возит какого-то генерала. Сказал, что есть свободный час, может подвезти меня до вокзала.

Людмила взяла