юстиции? Но поскольку я уже знала, что они часто вызывают не повестками, а по телефону я, конечно, поехала. В проходной мне как всегда оформили пропуск, и я поднялась на восьмой этаж. Секретарь доложила, и пригласила меня в кабинет.

Алексееву на вид было около шестидесяти. Невысокого роста, в синем форменном костюме, погоны с большими звездами. Он сидел за большим столом, и перед его столом буквой «т» стоял другой стол и стулья с обеих сторон. Он указал мне рукой на стул. Поздоровался.

– Вы генеральный директор ЗАО Корнева Вероника Николаевна?

Я подтвердила. Он перебирает лежащие перед ним листки бумаги и говорит:

– Вот на вас заявление поступило от банка «Митроль» о необоснованных требованиях по поводу оплаты векселя на сумму девятьсот миллионов рублей от двенадцатого января 2001 года.

– Как, необоснованные требования? Они этот вексель вовремя не оплатили, и мы обратились с письмом в ЦБ. Если и это на них не подействует, то будем вынуждены обратиться в арбитраж. Просто руководство НК не хочет с ними ссориться и пока рассчитывает решить вопрос по-мирному. Мы им неоднократно посылали письма. От них ни одного ответа.

– Но вы же сами послали им указание о переводе этих средств на фирмы, – он стал смотреть свои бумаги. – ООО «Разнос» – четыреста миллионов и ООО «Корес» – пятьсот миллионов.

И показывает мне копию письма на нашем бланке, с нашей печатью и моей подписью. Но только показывает, в руки не дает посмотреть.

– Я такого письма не писала. Может быть здесь какая-нибудь ошибка?

– Как ошибка, какая ошибка? – повысил он голос. – Вот две платежки о переводе средств по вашему письму в указанные ООО.

И он дает мне платежки, где действительно стоят реквизиты банка «Митроль» и реквизиты этих ООО, обозначены суммы. Я встревожилась. Но все-таки чувствую себя пока довольно уверено.

– Они могут переводить миллионы. Я-то здесь при чем?

– Как при чем? – уже закричал он. – А письмо о переводе в счет векселя?

– Я же вам говорю, я этого письма не писала. Давайте, я посмотрю его внимательней.

Но он гад не дает, а только кричит.

– Там же нет отметки нашей экспедиции и штампов на письме не видно.

– Ну и что, – кричит. – Конечно, вы отправили его, минуя экспедицию. Дураком надо быть, чтобы через экспедицию.

– Я не понимаю, что вы хотите этим сказать. Ну, отправили они миллионы не на те фирмы, это их проблемы. Я-то здесь при чем? – я еще и вправду не понимала, почему он ко мне пристает.

– А то, что фирмы эти – однодневки и деньги обналичены, и их уже нет.

– Я-то при чем? Письма я не писала, к этим фирмам не имею никакого отношения, впервые о них слышу.

– Вы не прикидывайтесь наивной. Видишь ли, она не в курсе, ничего не знает, ничего не писала. Вы, вместе с сообщниками, похитили эти деньги. А теперь предъявляете претензии к банку.

И тут до меня дошло окончательно. Меня обвиняют в краже девятисот миллионов. У меня непроизвольно вырвалось:

– Да вы что, с ума сошли?

И тут он как давай кричать, почти реветь, как носорог:

– Я вас под арест! Ваши – Макаровский, Перелезин уже сидят, ваш хозяин сидит. И вы будете сидеть. Ишь. когорта неприкасаемых. Все им можно. На всех найдется управа. Еще хватает наглости так себя вести.

Я перепугалась до смерти, и почти прерывисто, шепотом говорю:

– Вы, конечно, меня извините за грубый ответ, но я правда здесь не при чем, я впервые обо всем этом слышу.

– Как, ни при чем? А письмо, а подпись, а печать?

– Печать наша. А письмо я не подписывала.

– Ну, хоть частично созналась. А то ни при чем, ни при чем. Ничего, посидите в КПЗ, вспомните и об остальном. Не вы первая. Ваши тоже кричали: «Ни при чем», а вот сидят себе и получают передачки исправно. В общем так. Вы сейчас пишете чистосердечное признание, и можете идти домой. Если будете упорствовать, запираться – прямо из кабинета в КПЗ.

У меня аж в глазах потемнело. А он протягивает мне лист чистой бумаги и говорит:

– На имя заместителя генерального прокурора. Если не знаете, как писать, я вам подскажу. Частично вы уже признали вину.

– Ничего я не признавала. И ничего писать не буду.

– А печать? – кричит. Я тут уже со страху начала отпираться.

– Я не уверена, что это наша печать. Ничего писать не буду.

– Так, ну пеняйте на себя.

Он вышел из кабинета. А я сижу в ужасе. Мучительно соображаю. Может и правда по ошибке подписала письмо? Не может быть. У нас все проходит через ЦБК и письмо на такую сумму без соответствующих виз подразделений, казначейства, управления ценных бумаг, ЦБК не пропустил бы.

Он вошел в кабинет.

– Ну, хорошенько подумали?

Я молчу, и тут в кабинет входит Новиков.

– Вот что. Направьте эту гражданку в КПЗ. Вы ее знаете?

– Конечно, знаю. Вероника Николаевна проходит по нашим делам свидетелем.

Вижу у Новикова на лице и удивление и недоумение.

– Я не понимаю. На каком основании я выпишу постановление о задержании свидетелю?

– А вот на каком.

И Алексеев подает ему листки, которые у него лежали на столе. И Новикову:

– Вы садитесь, садитесь.

Новиков сел против меня, посмотрел листки. Ему, наверное, сразу стало все ясно. В чем меня обвиняют. Он посмотрел на Алексеева.

– Но ведь это заявление не зарегистрировано. Поэтому, о каком задержании может идти речь? По нашему делу оснований к задержанию мы не имеем.

– Вы меня учить вздумали? Полгода как из деревни, вы из Тулы, по-моему, и вы меня учите.

– Я не учу, но надо действовать согласно УПК.

– Так вы что, отказываетесь выполнять указание вышестоящего прокурора?

– Извините, мы не в армии, у следователя свой статус и не все указания вышестоящих начальников он выполняет. Это записано в Положении о Прокуратуре РФ.

– Он меня еще учить будет!

По-моему он хотел даже сказать: «молокосос». Но посмотрел на Новикова и осекся. Тот смотрел на него ясными глазами твердо и уверено, губы сжаты в узкую полоску.

– Ладно, – говорит Алексеев и звонит. И слышу по разговору, что он звонит Бажову. Чтобы тот поднялся.

Бажов был буквально через пять минут. Я сидела, едва сдерживая слезы, и, хотя и напугана, но все вспоминала, возможно ли такое. Вспомнила про письмо Тэди, другие письма, по которым переводила деньги. Неужели меня кто-нибудь подставил? Новиков сидит с прямой спиной, в мою сторону не смотрит.

– Вот видите, – возмущено начал Алексеев, показывая Бажову, когда он вошел, на Новикова. – Не выполняет указания вышестоящего руководителя. Ему уже и начальник Управления не авторитет.

– Захар Николаевич, – говорит Новиков. – Я вам все объясню, – и он коротко доложил суть дела.

– Формально он прав. Мы особая бригада и следователи по делам выполняют только мои указания. Я даже и тебе не подчиняюсь, несмотря на все мое уважение и многолетнее знакомство, – говорит Бажов. – К тому же УПК для следователя – как икона.

– Ну, это формально, а по сути… Она проходит у вас по делу. И вы по своему делу ее задерживаете, вот и все.

– По нашему делу Вероника Николаевна проходит как свидетель. И оснований для ее задержания у нас нет.

– Что, мы не знаем вашу практику? Только мне не надо заливать. Сегодня она свидетель, а завтра обвиняемая.

– Это уже наши вопросы и проблемы.

– Но вы что не видите, что совершенно преступление, – и Алексеев передает документы