задумчиво произнесла: «Кто же тебя рекомендовал, не Лобов ли?»

– Думаешь, у нее подозрения возникли, в связи с нашей поездкой в Лондон и моим скорым отлетом?

– Не знаю. Но спросила, не случилось ли у тебя что-нибудь с Лобовым. Кстати, а этот гад не пытался с тобой связаться?

– Не пытался. Звонить боится. А как еще свяжешься? Я так боюсь, что он вспомнит про свой пьяный бред.

– Верунчик, я вот думала по этому поводу и пришла к выводу, что тебе опасаться нечего. Вот слушай. Даже если он вспомнит, что рассказывал тебе про желание хозяина, чтобы тульский мужик замолчал. Первое – он никогда никому не скажет, что он тебе проговорился. Это ему крайне невыгодно самому. Второе – по поводу своей судьбы он уверен, что его никогда не выдадут. И твои показания против него не имеют особого значения. А против хозяина имеют, поскольку хозяин в России. И третье – он, я думаю, совершенно уверен, что ты никогда никому ничего не скажешь. Ты даже ему не призналась, что узнала его. Хотя он понял, что ты его узнала, невозможно не понять. И он эту твердость оценил. Мне кажется, очень оценил.

– Он так меня умолял, чтобы я признала, что я – это тот самый полуночный менеджер, что я уже была готова сдаться и разреветься. И прочее. Он даже кричал – ты оскорбляешь мой разум.

– Вот сволочь.

– Но я, помня твои слова – никогда, ни за что, и никому, держалась. А потом уже и саму охватила злость – пусть хоть убивает – не признаюсь. Хотя я, откровенно говоря, не верила, что он решится применить насилие. А в случае чего решила биться до последнего дыхания – я все-таки девочка не слабая.

– Он, наверное, тоже помнил об этом – по тому греку.

– Я заперлась в ванной комнате, а он вопит под дверьми. Потом все тише, тише, а затем и почти миролюбиво начал говорить, чтобы я открыла. А я молчу. И тогда он вдруг заговорил – ну не ты, не ты. Ну открой же. Я ошибся. Не бойся.

– Так и говорил – не ты? Ошибся?

– Ну да.

– А чего ты молчала? Мне ни слова. Там, на Кипре.

– А ты и не спрашивала. Ну, я вышла. Он стоит в коридоре. Я иду мимо него, ко всему готовая. И вдруг, как-то чисто по-бабьи, ляпнула: «Дурак с деньгами». Он как начал хохотать. Сел на корточки и хохочет. А потом пожелал мне удачи и пошел в Лондонский суд. Ему еще утром звонил адвокат.

– У нас был курс по виктимологии. Это наука о поведении жертвы, когда совершается преступление. Часто жертва сама провоцирует преступника. А особенно вот такая ситуация между мужчиной и женщиной. Так вот, я думаю, ты действовала совершенно правильно. Во-первых, ты не старалась его самого унизить, обвинить в чем-то. Ты просто стояла на своем, защищала себя. Свое достоинство. Вопреки всему. И он гад это понял. И еще. Твое упрямство говорило о том, что ты никогда, никому на это не пожалуешься. Никогда, никому. И как умный мужик он принял решение – пусть будет так. В конце концов, у меня это каприз – признайся и все. А у нее это жизнь.

– Вообще верно. Он с раздражением, даже со злостью требовал, а потом как-то вдруг изменил поведение, будто действительно принял какое-то решение.

– А я тебе чего говорю. Так что думаю здесь у тебя все обойдется.

– Ой, Алька. Дай бы бог. Ну, беги к зеркалу, вроде все.

Алька посмотрела на себя в зеркало, что висело у нас за шкафом, и как всегда брякнула:

– Ну, я тебе должна.

– Вот если должна, поедем на Пушкинскую, к Генеральной прокуратуре. Там сегодня проходит акция в защиту нашего хозяина. Мы с тобой уже сколько не видели этих демонстраций. К тому же там отец будет. Он мне сказал, что с ним будет наш сосед. Сказал, что уговорил его присоединиться к акции.

– И соседа приобщил.

– Говорит, что приобщил. С каким плакатом идет мой отец ты знаешь, а вот с каким сосед – мне даже самой интересно. Они идеологические противники.

– А что, поехали.

Гусарский переулок

Алька была на своем задрипанном Опеле. И сколько я не уговаривала ее поехать на метро, так было бы быстрее, она ни в какую. Я, говорит, приросла к рулевому управлению. Она поставила свою машину в переулке, около ресторана «Будапешт», и мы двинулись к прокуратуре. Еще издали увидели толпу, так, около ста пятидесяти человек. Осторожно стали разбираться, где сторонники, а где противники хозяина. Отца я увидела сразу. Гордо стоит со знакомым плакатом «Вор должен сидеть в тюрьме» и вокруг него вдохновленные соратники примерно его же возраста. И тут сбоку от него я увидела профессора. С нашей стороны не очень было видно, что за плакат у него. Мы с Алькой подошли поближе и увидели все наяву. И ахнули. На плакате, который профессор держал обеими руками, черными кривыми буквами неровно, но выразительно было написано: «За демократию без либералов». Я чуть не пальцем показываю Альке в их сторону. Та посмотрела на плакат профессора и воскликнула:

– Ну дает, дедушка! Я таких лозунгов еще не видела. Это что-то новенькое.

– Все-таки отец его дожал. Почти сторонниками стали.

Мы подошли поближе и Алька говорит:

– Сейчас подойду к нему, прикинусь журналистом и спрошу, что означает его плакат.

– Отец тебя узнает.

– А ты подойди и подай ему знак. К тому же у меня, между прочим, есть удостоверение одной саранской газеты о том, что я их сотрудник. Я им нищим как-то денег переводила по просьбе хозяина. Они мне в подарок привезли свое удостоверение.

Мы подошли к отцу и я ему глазами показала, чтобы он не узнавал Альку. Та подошла и поздоровалась с почтением, показывая удостоверение и спрашивает:

– Скажите пожалуйста, что означает ваш лозунг? Очень необычный.

Профессор согласился, что лозунг необычный и спрашивает в свою очередь.

– А что, собственно, вас удивляет?

– Как же может быть демократия без либералов? Они же передовой отряд нашей демократии.

– У нас не то, что может, у нас обязательно так должно быть, исходя из возникшего момента.

– А в чем этот момент?

– Либералы настолько дискредитировали себя в глазах народа, что по существу стали тормозом дальнейшего развития и установления демократических основ. Либерал в сознании народа воспринимается как вдохновитель того беспредела, который обрушился на нашу с вами страну. Это и разрушение экономики, продажа за копейки фабрик и заводов, разгул бандитизма. Поношение всего, что свято русскому человеку. И эта политика внедрялась в народ через либералов.

Алька в знак согласия покачала головой, потом спросила:

– А что же с ними делать, их же много? Без борьбы они не уйдут. Ваши противники тоже не дремлют.

Алька указала на толпу напротив.

– На мой взгляд, этот вопрос в нашем обществе должно регулировать государство. Либералов не очень-то и много, но они оседлали СМИ и главное телевидение. Государство должно организовать доступ к этим средствам и противников либералов. В общем надо покончить с либеральным игом в СМИ. Это главное.

Профессор сделал паузу и вдруг как-то так доверительно и осторожно спрашивает:

– А вам не кажется, что они туповаты, ну либералы наши. Вон смотрите на плакат, что держат студенты. Ведь это невежество и тупость.

На плакате крупными буквами было написано: «ЗАПАД НАМ ПОМОЖЕТ»

– Так они об этом уже больше десяти лет твердят. С самого начала наезда на нас демократии, –