Бажову. Тот смотрит документы, потом на Новикова.

– Это все туфта, Захар Николаевич.

– Да как вы смеете! – кричит Алексеев.

– Ну ты тише, тише, Павел Иванович, – говорит Бажов Новикову. – Перед тобой государственный советник юстиции. А ты – туфта. Имей уважение.

– Извините, – говорит Новиков. – Но я знаю подпись Вероники Николаевны. Она у меня расписывалась в протоколах на десятках, если не сотнях страниц. Это не ее подпись, хотя и неплохо подделано, к тому же там стоит число тринадцатое февраля. Она в этот период времени была в отпуске с местопребыванием на Кипре, и нет отметок их канцелярии и экспедиции. Кстати и конверта нет.

– Неужели вам непонятно, что она отправляла письмо не из офиса. А подлинность подписи может установить только эксперт. Вам что молодой человек, это неизвестно?

– Регистрируйте заявление, возбуждайте дело, назначайте экспертизу, – говорит Бажов Алексееву. – Кстати заявление должно было быть подано не в Генеральную прокуратуру, а в районную.

– Но у вас уже есть дело.

И вдруг Новиков встал и говорит:

– Вероника Николаевна, дайте, пожалуйста, ваш паспорт.

Я вся похолодела. Все думаю, капут. Как любит говорить мой отец: «хенде хох». И капут. Я встала, взяла сумочку и начала ее открывать. Как всегда заело замок. Дергаю, дергаю, не открывается. У меня в глазах потемнело, стало тяжело дышать. Почти ничего не вижу, только красная морда этого Алексеева. И вдруг рядом со мной Новиков. Взял у меня сумочку. И так строго командует, именно командует:

– Сядьте, пожалуйста, Вероника Николаевна.

Я невольно подчинилась, уж очень решительно он командовал. Новиков вытащил мой паспорт, вернулся на свое место. И показывает паспорт и письмо Бажову.

– Захар Николаевич, даже невооруженным глазом любому нормальному человеку видно, что подписи эти разные. Без всякой экспертизы.

И тут я сообразила, что действительно в паспорте же стоит подпись гражданина.

Бажов посмотрел. И говорит Алексееву.

– Виктор Андреевич, посмотрите, пожалуйста.

Алексеев взял мой паспорт, долго сравнивал письмо с паспортом. И, ни слова не говоря, передал паспорт Новикову. Потом пожал плечами, сгреб эти бумаги и говорит Бажову:

– Однако, от твоих ребят я ожидал большего уважения.

– Я ему за это непочтение и неуважение к старшим отвешу по полной, не беспокойся. Ну, мы пошли. Извини.

Он уже приподнялся со стула, и Новиков тоже. И вдруг Бажов говорит Алексееву:

– А знаешь что, Виктор Андреевич, пожалуй, мы возьмем у тебя эти материалы. Мы все равно проверим эту операцию с векселем, если возникли коллизии, а у тебя готовый предварительный материал.

Алексеев поднял голову от стола и смотрит на Бажова снизу вверх.

– Ты же не хотел. Сам говорил – регистрация и прочее.

– Необязательно, если мы сами принимаем. Это же предварительный проверочный материал. Письмецо от тебя на две три строки. Вот и все.

Алексеев как-то выпрямился в кресле, и внимательно смотрит на Бажова. А тот спокойно и лениво смотрит на него. Сверху вниз. И вдруг мне показалось… Я прямо почувствовала, будто между ними что-то пробежало. Как бы понимание обоими всей ситуации.

Новиков так и не выпрямившись, опершись руками на стол, слегка приподнявшись внимательно смотрит на того и на другого.

– Да что там проверять, недоразумение какое-то. Пусть, пожалуй, все останется у меня, – и Алексеев смахнул эти листки себе в стол.

– Ну, дело твое, – говорит Бажов. И к Новикову. – Пошли, Павел.

Они уже дошли до двери, как Алексеев буркнул:

– Новиков, отметьте Корневой пропуск.

Я все еще сидела в нерешительности, не понимая – остаться здесь или со своими идти. Господи, надо же, уже своими называю. Вот жизнь.

– Вероника Николаевна, – позвал меня Новиков. Я быстренько встала. Попрощалась с Алексеевым со всем уважением и почтением, почти в пояс кланяюсь уроду со страху. Он в ответ ни слова. И я пошла за своими.

В кабине лифта, когда спускались, мы были одни. Бажов спрашивает у Новикова:

– Павел, а ты чего к Веронике Николаевне ринулся? И у меня и у Алексеева прямо глаза на лоб.

– Вы видели, как она сумочку теребила?

– Видел.

– Вот так же она теребила сумочку со Шнырем. А потом как давай его лупить по фэйсу.

Бажов как начал хохотать. Хохочет, аж лифт вздрагивает.

– Ну, порадовали старика, Вероника Николаевна. Вы что, вправду собирались лупить государственного советника юстиции?

– Ну, не знаю, но вряд ли.

– Ничего, не вряд ли, – говорит Новиков сурово. – Все признаки надвигающего мордобития были налицо. Я вас немного изучил, Вероника Николаевна, – и, на мой негодующий взгляд, добавил. – Не беспокойтесь. Немного.

А я и не беспокоилась. Пусть изучает, мамин мальчик. Пусть изучает. Чем-то он напоминал Игоря. Мне даже за него тревожно стало, когда Алексеев кричал на него. Немного, конечно. Но этот мальчик явно покрепче. Я видела, как он независимо похолодел, когда Алексеев пытался его запугать.

Мы вышли на пятом этаже, и они шли и посмеивались надо мной до самого кабинета Новикова. Около кабинета остановились.

– Все-таки есть женщины в русских селеньях. А Павел? Ну не перевелись еще. Признаюсь вам молодые люди, я всю свою сознательную жизнь мечтал набить морду вышестоящим товарищам. Всю жизнь – так вот и не решился. Это ведь в сериалах, да в Голливуде следаки такие дерзкие и решительные с вышестоящими. А в жизни – один такой выпад, и ты никогда не будешь заниматься любимым делом. А вы, Вероника Николаевна, не беспокойтесь. Никуда Алексеев этот материал не направит. Наверное, решил подзаработать, старый черт. Пенсия скоро. Однако мельчают людишки. Мельчают.

6

Когда мы вошли в кабинет, Бажов спрашивает, откуда у меня этот вексель на немалую сумму. Я ответила, что у меня не только этот вексель, у меня на фирме много векселей.

– И на какую сумму?

– Точно не могу сказать, но приблизительно на несколько миллиардов.

– Что же вы молчали, дорогая вы наша?

– А вы не спрашивали.

Бажов смотрит на Новикова, на эксперта. Новиков виновато пожимает плечами. Эксперт скромно молчит. Наконец Новиков говорит:

– Мы занимались договорами. Их несколько папок. До векселей пока и не добрались.

– Конечно, трогательно, но не очень убедительно. А это между прочим, как говорит Вероника Николаевна, несколько миллиардов. В общем так, хлопцы. И ко мне:

– Они у вас где хранятся? И сколько их?

– Как обычно, в депозитарии. Их штук так тридцать, точно не помню. Кстати на балансе они тоже значатся. Суммарно, конечно.

– Мы заметили – говорит Новиков. – Но руки не дошли.

– А как показывает этот случай, с векселями могут быть очень интересные разборки. Поэтому ты, Павел, в ближайшие дни с Вероникой Николаевной в этот самый депозитарий смотаетесь, – и ко мне. – Он у вас где находится?

– На Серпуховской.

– Вот хлопцы с вами и прокатятся. Не возражаете, Вероника Николаевна?

– Я только рада. Векселя у вас – мне работы меньше. А так бухгалтерии приходится следить за сроками, потом принимать меры по просроченным. А так все на вас свалим.

– Ну и отлично. Только хлопцы имейте в виду, их тридцать штук, выемка время займет. Ну не мне вам объяснять.

И Бажов вышел.

Я смотрела на Новикова, на эксперта, и видела, что их не очень радует перспектива заниматься векселями.

– Не очень удачно я выплыла со своими проблемами и векселями. Но так уж получилось. Вы же все сами видели.

– Если откровенно, то да, – говорит Новиков. – У нас и так достаточно доказательственного материала для этого дела. Хозяйственные дела, Вероника Николаевна, имеют ту