специфику, что они никогда не кончаются. Зацепишь ниточку, а она как потянет за собой клубок, да не один. Так получилось с удивительным человеком – аналитиком Иваном Ивановичем. Ну зачем он брякнул про эти договора с куплей-продажей нефти? Нас он интересовал только как генеральный директор ООО «Брокер-Ю». Нефть по его договорам, это не нефть вашей НК. Конечно, там тоже воровство. Но это уже другое воровство. А нам хорошо бы управиться с вашей НК.

– Он действительно, удивительный человек. Я с ним немного поговорила в коридорчике, ну просто удивительный. Так жалко его было. Неужели его привлекут?

– По нашему делу – вряд ли. А по нефтяным договорам пусть начальство решает, но, думаем, тоже ничего не будет. Кстати, вы ему тоже понравились. «Неужели, – говорит. – эта очаровательная женщина – тоже Фунт. Я ведь про два фунта брякнул, чтобы вас повеселить, молодые люди. А потом поговорил с ней, и даже пожалел, что брякнул. Вдруг навредил человеку. Видите ли, молодые люди, на мой взгляд дилетанта красивая женщина не может быть Фунтом».

Атмосфера была немного расслабленная, и я вдруг брякнула:

– А мы останемся свидетелями, как вы считаете?

Они переглянулись, потом Новиков говорит:

– Мы понимаем вашу озабоченность, и даже страх. Поэтому вопрос даже не считаем бестактным. Мы достаточно изучили всех дочек, их положение, имущество. И считаем, что привлекать следует лишь самое высшее руководство, да и то не всех. Но я вижу, вы уже хорошо разбираетесь в нашей структуре и понимаете, что вопросы эти решают старшие товарищи.

Он обвел комнату глазами и постучал по столу. Я поняла, что все говорить он не хочет и понятно почему.

7

Конечно, по поводу всего этого ужаса в прокуратуре я позвонила Альке. Она тут же предложила встретиться. У меня, говорит, по этому поводу есть мысли, которые по телефону не могу высказать, не исключаю, что нас с тобой могут слушать.

Мы с ней встретились в нашем кафе. Там, как обычно, народу было мало. Но Алька села не за наш, а за другой столик.

– Прослушки боишься?

– Конечно. Ведь могут изучить наши привычки и в какой-нибудь столик прилепят, причем персонал и знать ничего не будет. Кстати по этому твоему векселю бояться надо не прокуратуры, а этого банка. Они за девятьсот миллионов кого угодно посадят.

– Знаешь, Алька, я со страху, когда Алексеев показал мне эти документы, как-то особенно к ним не присматривалась. Мне сразу бросилась в глаза печать нашего ЗАО, наш бланк, даже подпись моя издалека казалась очень даже похожей. Это Новиков рассматривал бумаги, имея их перед собой и внимательно. Мне-то этот гад показывал их на расстоянии и как бы мельком. Я сразу перепугалась, А сейчас вспоминаю эти бумаги и понимаю, что они все могли быть липовыми. Ведь это все копии.

– А что там было, в этом пакете?

– Заявление от президента банка, вот это, якобы мое письмо, и копии двух платежек на четыреста и пятьсот миллионов о переводе денег на фирмы. Ну, понятно, якобы для обналички.

– Значит так, – начала Алька. – О заявлении и говорить даже не буду. О твоем, якобы письме, тоже. Остаются платежки. А с ними так. Ведь это же банк. Через него эти деньги и должны проходить, через свой же банк. Да они не только копии, они могли представить платежки за синими и гербовыми печатями. Это же их банк.

– Теперь-то понятно, а я со страху по своей привычке чуть не описалась. Но Новиков, надо сказать, сразу это просек. Я видела, что он посмотрел и никакой особой озабоченности или удивления. Наверное, не раз с таким сталкивался.

– Подруга, да мы с тобой сами сколько раз занимались обналичкой. Руководство даст задание и делали. И когда мы это делали через свой банк, да и через другие банки, никаких проблем. Да, если это банк ментовской, они, может быть, сами занимаются обналичкой. Это может быть их бизнес, как говорят. А Алексеев может быть их крыша. Могли его попросить, не бесплатно, конечно. Они же знают, что прокуратура ведет дело НК и что тебя допрашивали.

– Меня знаешь, что удивило еще. Это спокойная в принципе реакция и Новикова и Бажова на этот случай. Будто они десятки раз видели такое, причем и в отношении сотрудников прокуратуры. Никакого особого удивления. И вот еще что. Когда шли по коридору Бажов сказал такую фразу: «Захотел на пенсию заработать, старый черт». Это он про Алексеева. А мне сказал, чтобы я не беспокоилась. Говорит, что никуда он эти бумаги не пошлет. Туфта очевидная.

– Знаешь, Верунчик, а я думаю, что этот Алексеев хотел сделать…

– Ну-ну?

– Он рассчитал так. Он тебя ругает, пугает так, что у тебя поджилки трясутся.

– Так и было.

– Дальше. Запугивая тебя тем, что сейчас отправят в КПЗ, он одновременно предлагает написать чистосердечное и идти домой: «Это ведь так просто, напиши и иди домой. Или в КПЗ. Выбирай дорогая». И дорогая со страху выбирает – хочу домой. А что написала признание – это потом, это еще не скоро. Главное – сейчас иду домой.

– Слушай, точно как в тех сериалах.

– Ты, ради того чтобы пойти домой, подписываешь и действительно идешь домой. А этот гад отправляет бумаги с твоим чистосердечным признанием на регистрацию. И все. Дело готово. Миллионы висят на тебе. А они делят их между собой. Тебя даже под стражу могут не брать. Куда ты птичка сбежишь. От детей от семьи. А могут и взять, конечно. Ты потом вопишь своему Шнырю: «Это я подписала с испуга, что меня арестуют!» Шнырь тебя успокаивает, что он будет писать жалобы. Ты сидишь, а он пишет жалобы. Больше он ничего не может сделать.

– Алька, ну жуть какая-то.

– Слушай дальше. Дело направляется в суд. И наш суд, самый либеральный в мире, на твой вопль, что ты этого не делала, задает тебе вопрос: «Это ваше признание? Написано вашей рукой?» Ты говоришь, что тебя запугали, но доказать что тебя запугали ты не можешь. На твоем прекрасном личике побоев нет. Кости у тебя целы, даже нет синяков. А для них бывает даже и это не доказательство. Тут Шнырь тоже заявляет о беспределе. Его, конечно, слушают, у нас же свобода слова. Слушают и выносят тебе приговор. За девятьсот миллионов с учетом семейного положения и хороших характеристик шесть лет лешака. Да еще взыскать ущерб с тебя же. На это жизни не хватит.

– Ну как же так, Алька? Как же так можно? Как может этот гад Алексеев? У него, наверняка, дети нашего возраста.

– Помнишь, что сказал Бажов? На пенсию зарабатывает. Ради благополучия детей старается, но своих детей. Ты же сериалы смотришь?

– Там вроде все с другими, с нами этого не может быть.

– Оказывается, может. Это хорошо, что ты уже общалась со следователями. Что у нас есть опыт работы с банками, сами обналичивали и знаем, как банки делают липовые платежки. Ну и характер, конечно. Ведь могла ты ему по фэйсу?

– По-моему могла, если бы Новиков не остановил. Когда он сказал, покажите паспорт, думаю – все. Если паспорт отбирают, значит в КПЗ. Зачем еще? Я так и подумала.

– Странный у тебя характер, Верунчик, – смеется Алька. – Тебя в туалет