Я провела пальцем до самого конца Кейп-Кода – Провинстауна, где у таксиста родня, затем немного вернулась назад и нашла Уэлфлит. Потом сложила карту. Аугусто: я знаю имя его кузена, но не знаю его самого.

В газетной статье какой-то специалист утверждал, что китов к самоубийству понуждает целый ряд причин: воздействие локаторов, паразиты во внутреннем ухе, первобытный инстинкт поиска суши. Или это какая-то тайна, которую ученые разгадать пока не могут. Под статьей были две фотографии – самого эксперта и трех мертвых китов, лежавших на берегу ровным рядом. В газете упоминали, что всего уже насчитывается одиннадцать китов-самоубийц.

Сзади подошла обслуживавшая меня раздраженная кассирша, ожидая, когда я освобожу место за прилавком. В руках у нее были английская оладья и пепси-кола. Она присела через два стула от меня, вздохнула чему-то и прикурила сигарету. За кассу встал кто-то еще.

Через витрину было видно, что мой таксист проснулся и разговаривает с заправщиком, заливающим ему бензин. Меня коробило, когда он обращался ко мне «леди», будто я ровесница моей бабки, но представляться сейчас казалось глупым – мы всю ночь вместе проехали. Все его святые в машине действительно немного успокаивали независимо от того, верю я в них или нет.

Я перехватила взгляд кассирши, разглядывавшей моего таксиста через витрину. Она была костлявой и замученной, с вялыми, заколотыми на затылке волосами – посмотреть не на что. Ложь сама подвернулась на язык, и мне отчего-то было очень важно, чтобы кассирша в нее поверила.

– Я гляжу, мой засоня-муженек наконец проснулся, – сказала я, двинув подбородком в направлении такси. – Вон он, в красной куртке. Мы едем на Кейп-Код, у нас медовый месяц. Он устроит мне сцену, если сейчас же не получит свои пончики с корицей.

Кассирша посмотрела на мою огромную ногу и снова подняла глаза.

– Вам не верится, что такая, как я, может подцепить такого, как он? А вот всякое в жизни бывает. Правда, он красавчик? Мы очень любим друг друга.

Она сидела с ничего не выражающим лицом. Я одним махом перевернула весь ее жизненный опыт с ног на голову.

– Он любит меня такой, какая я есть, – добавила я. – Говорит, любимой женщины должно быть много. И любит, так любит, что сама удивляюсь!

Я подтерла пальцем лимонную начинку, капнувшую на прилавок, и сунула в рот. Кассирша встала, оставив в пепельнице дымящуюся сигарету и не притронувшись к своей пепси и оладье.

– Всего вам доброго, – пожелала я ей в спину. – Приятно было поболтать.

Снаружи воздух показался прохладным и чистым. Таксист улыбнулся при виде меня.

– Это вы были доброй феей? – спросил он. – Спасибо за кофе.

– А вот и завтрак, – сообщила я, открывая пакет с пончиками.

– Не, не надо.

– Не стесняйтесь, я же не прокаженная какая. Кстати, меня зовут Долорес.

– Ну, вы очень любезная леди, Долорес, – он заглянул в пакет, выбирая пончик.

– А вас как зовут?

– Меня-то? Доминго, – засмеялся он.

– Это испанское или что?

– Португальское. Помните, Острова Зеленого Мыса?

– Ах да, верно.

Кто их знает, где они, эти острова. В школе я считала географию второстепенным предметом.

Когда мы ехали по шоссе, я разглядывала его затылок. Затылок был в точности такого цвета, как мой кофе. Я принялась за новый пончик. Если я коснусь его шеи, таксист, наверное, от неожиданности устроит аварию, и мы рухнем с неизвестного моста, который как раз проезжаем.

– Можно вас спросить? – поинтересовалась я.

– Конечно.

– Сколько вам лет?

– Мне-то? Двадцать четыре.

– О, я так и думала. – На середине моста машин стало больше, движение замедлилось, и вскоре мы встали. – А что это за мост?

– Я вам подскажу, – сказал он. – Деревянные зубы[19].

– Деревянные зубы?!

– Отец нации? Долларовая купюра?

– А сколько бы лет вы мне дали? – спросила я.

– Вам? Господи, ну, я не знаю… – Он поглядел в зеркало заднего вида. – Двадцать шесть? Двадцать семь? Трудно определить.

– Почему? Я настолько толстая?

Он не засмеялся и не сказал ни единого слова.

– Мне действительно двадцать семь, – солгала я. – Вы правы.

– Сдаетесь? – спросил он. – Джордж Вашингтон! Это мост Джорджа Вашингтона. Вы тут еще не бывали?

– Даже не знала, что такой есть, – пробормотала я.

– А теперь можете сказать, что бывали!

– А вы женаты?

Он засмеялся:

– Я-то? Нет, не женат.

– А были?

– Однажды чуть не женился.

– И что помешало?

– Это длинная история.

– Как это понимать? Она вас бросила?

– Нет, это надо так понимать, что я не хочу об этом говорить.

– Ну и пожалуйста! Извините, что дышу вашим воздухом, – доев лимонный пончик, я принялась за тот, что с корицей.

Я представила, как мы, прорвав металлическую сетку, падаем в воду далеко внизу, и меня передернуло.

– Кстати, я вспомнила название городка – Уэлфлит, – сообщила я. – Вот там мы с друзьями и встречаемся.

– Я знаю, где это, – сказал таксист. – Довольно далеко. Стоп, про этот городок же в новостях рассказывали! Я смотрел «Хантли-Бринкли». Сумасшедшие киты продолжают выбрасываться на берег и подыхать. Никто не знает, почему. Кроме меня.

Я затаила дыхание.

– Да, я решил китовую проблему. Все дело в том, что тот парень прошелся по Луне! Нейл этот, который астронавт.

В выходные, когда хоронили маму, мы с мистером Пуччи сидели на диване перед телевизором. Звук был, но я ничего не слышала.

– «Маленький шажок для человечества!» Он все испортил, даже бедных китов, – рассмеялся таксист. – По-моему, дело в этом.

Под машину летели мили и минуты. «Новая Англия и Восток», «Добро пожаловать в Коннектикут».

Под ложечкой начиналась сосущая тошнота всякий раз, как таксист притормаживал, чтобы заплатить пошлину, бросая четвертак в корзинку для мелочи под расчет. Умереть должна была я, а не мама. Через месяц ей исполнилось бы тридцать девять.

«Олд Лайм», «Мистик», «Следующий поворот – Рыбачья бухта».

Интересно, жива ли старая Мэсикоттша, по-прежнему ли пьет пиво «Рейнголд» и покупает себе бойфрендов? Я не могла вспомнить кличку ее собачонки – толстой, моргающей спаниелихи, обожающей печенье.