– Добрый вечер, миссис Андерхилл. – Роуз повернулась к ней с чуть наигранным интересом.

Супруга епископа не увлекалась ни политикой, ни последней модой, несмотря на ее изящное платье цвета морской волны. Она выглядела традиционно благопристойной и обладала изяществом и красотой, не подверженными никаким изменениям.

А вот Роуз Серраколд выглядела вопиюще авангардистски. Наряд из бордового атласа с гипюровой отделкой поразительно сочетался с ее бледной кожей, вызывая ассоциации снежно-опаловой белизны в кроваво-рубиновой оправе. Ее сверкающие аквамариновые глаза, казалось, вглядывались в каждого гостя в зале с какой-то странной жаждой, словно она высматривала кого-то конкретно и никак не могла его найти.

– Мистер Серраколд рассказывал мне о реформах, которые он желал бы осуществить, – любезно сказала Айседора.

Роуз просияла ослепительной улыбкой.

– Я уверена, что у вас есть свои собственные мысли по поводу необходимых преобразований, – ответила она. – Не сомневаюсь, что, руководя епархией, ваш муж стал мучительно осознавать и нищету, и несправедливость, а ведь их можно легко устранить, введя более справедливые законы? – с вызовом добавила она, полагая, что ее собеседница сошлется на неведение и тем самым проявит лицемерие, как иные христиане, обученные этим епископом.

Миссис Андерхилл ответила мгновенно, не пытаясь оценить, что подразумевали ее слова:

– Безусловно. Мое воображение тревожат не перемены, а то, как мы сможем осуществить их. Любой, даже самый хороший закон необходимо обеспечить правовыми санкциями: должно быть определено наказание, каковое мы хотим и будем способны наложить на нарушителя, – а таковые, несомненно, будут, даже если им просто захочется испытать силу закона.

Роуз пришла в восторг.

– Вы действительно думали об этом! – Жена политика явно изумилась. – Извините, я недооценила ваш искренний интерес. – Она понизила голос так, что его могли слышать лишь ближайшие к ним гости, и продолжила говорить, несмотря на внезапное затишье оказавшихся поблизости дам, напряженно прислушивающихся к тому, что она скажет: – Нам необходимо все обсудить, миссис Андерхилл. – Сверкнув кольцами на длинных пальцах изящной ручки, она увлекла Айседору в сторону от малознакомой группы гостей, в которую они попали более или менее случайно. – У нас ужасно мало времени, – продолжила миссис Серраколд. – Мы должны пойти гораздо дальше традиционных предложений лидеров Либеральной партии, если намерены принести хоть какую-то реальную пользу. Отмена платы за обучение в начальной школе в прошлом году уже принесла свои чудесные плоды, но это только начало. Впереди у нас еще масса дел. Всеобщее образование лишь открыло путь решения проблемы бедности. – Она перевела дух и пылко заявила: – Мы должны облегчить жизнь женщинам, позволив им ограничить число детей! Бедность и истощение, как физическое, так и умственное, являются неизбежным следствием постоянных беременностей и рождения множества детей, которых бедные семьи не в силах даже обеспечить нормальной едой и одеждой. – Роуз вновь глянула на Айседору с откровенным вызовом в глазах. – Мне жаль, если это противоречит вашим религиозным убеждениям, но обеспеченная жизнь жены епископа разительно отличается от жизни бедных семей, ютящихся в одной или двух комнатах без воды с еле теплящимся очагом, которым приходится растить и кормить по дюжине детей, тщетно пытаясь содержать их в чистоте.

– Не усугубит ли сокращение рабочего дня их положение? – спросила миссис Андерхилл, постаравшись не обижаться на выпад, который, в конце концов, не имел отношения к реальной проблеме.

Изогнутые дугой брови Роуз резко поднялись:

– Чем же это может повредить им? Любого рабочего, будь то мужчина или женщина, необходимо защитить от эксплуатации! – Вспыхнувшее в ней раздражение окрасило ее бледные щеки в розоватый цвет.

Айседора предпочла бы скорее выяснить взгляды собеседницы, чем высказывать свои собственные, но в этот момент их разговор удачно прервала подошедшая к ним подруга Роуз, с которой они обменялись сердечными приветствиями. Эта дама представилась миссис Андерхилл как миссис Суонн и, в свою очередь, представила свою спутницу, особу лет сорока, исполненную самоуверенной зрелости, но еще сохранившую достаточно цветущий вид, чтобы привлекать к себе взгляды большинства мужчин. Она с достойным изяществом держала свою темноволосую голову, и ее безусловно самоуверенная манера общения не мешала ей, однако, выказывать благожелательный интерес к окружающим.

– Миссис Октавия Кавендиш, – с оттенком гордости произнесла миссис Суонн.

Успев лишь подумать, что новая знакомая, должно быть, стала вдовой, Айседора продолжила разговор, тактично спросив:

– Вероятно, вы интересуетесь политикой, миссис Кавендиш? – Это было вполне естественное предположение, учитывая, с какой целью устраивался сегодняшний прием.

– Только в свете изменения законов, которые, надеюсь, пойдут всем нам на пользу, – ответила Октавия. – Надо обладать мудрой прозорливостью, чтобы предвидеть последствия наших действий. Порой самые благородные помыслы приводят к непредвиденно плачевным результатам.

Миссис Серраколд распахнула свои очаровательные глаза.

– Миссис Андерхилл как раз собиралась пояснить нам, чем может быть опасен восьмичасовой рабочий день, – сказала она, оценивающе глянув на миссис Кавендиш. – Боюсь, в душе она сочувствует консерваторам!

– Право, Роуз, не может быть, – предостерегающе произнесла миссис Суонн, бросив одобрительный взгляд на Айседору.

– Нет, может! – запальчиво воскликнула миссис Серраколд. – Пора нам отказаться от сладкоречивого притворства и говорить то, что мы на самом деле думаем. Неужели так трудно быть честным? На мой взгляд, честность не только предпочтительна, она крайне необходима! Разве наш моральный долг не предполагает упорство в постановке насущных вопросов и требовании надлежащих ответов?

– Роуз, оригинальность мышления прекрасна, но вы рискуете зайти слишком далеко! – с нервной запинкой заметила миссис Суонн.

Она успокаивающе положила руку на предплечье подруги, которую оригиналка мгновенно сбросила.

– Ведь миссис Андерхилл, возможно, не… – попыталась Суонн заступиться за жену епископа.

– Что ж, вы так не думаете? – спросила Роуз, вновь просияв ослепительной улыбкой.

Прежде чем Айседора успела ответить, в разговор вмешалась миссис Кавендиш.

– Сверхурочная работа ужасно тяжела и решительно несправедлива, – учтиво заметила она. – Но она все же лучше безработицы…

– Это грабительское вымогательство! – Голос миссис Серраколд зазвенел от безумного гнева.

Октавия же блестяще владела собой.

– Если оно намеренное, тогда вы, несомненно, правы. Но если работодатель сталкивается с падением прибыли и более серьезной конкуренцией, то он не может позволить себе увеличения затрат. А если позволит, то разорится, и его рабочие тоже потеряют работу. Нам необходимо сохранить Империю, раз уж мы ее создали, хотим мы того или нет. – Она улыбнулась, завуалировав язвительность своих слов, но наделив их убедительной силой. – Политика заключается в поиске реальных возможностей, и они не всегда совпадают с нашими желаниями, – добавила женщина. – По-моему, политикам должна быть свойственна ответственность за свои действия.