Озеро выглядело таким черным, будто в нем была не вода, а пустота. Лес вдоль северного берега, совершенно лишенного огней, кое-как опознавался по рваной темной линии, над которой висело одеяло туч, почти такое же темное.

Харли все время возвращался мыслями к матери и отцу. Он хотел верить, что их еще можно вернуть в прежнее состояние, но с этим пожеланием, идущим от сердца, не соглашался его мозг. Пожелание, идущее от сердца, – вещь хорошая, если оно может быть выполнено, если ты изо всех сил стараешься его выполнить, но оно способно разорвать твое сердце, если ты продолжаешь цепляться за нее, когда не осталось никакой надежды. Он не мог согласиться с тем, что его родители живы, но потеряны для него навсегда, – эта мысль так изводила его, что нередко он сидел в темноте и беззвучно плакал. Но притворяться перед собой, будто это не так, означало вступить, вслед за ними, в… в сообщество таких же людей, как они. Он хотел вернуться к отцу и матери, но не был готов ради этого стать похожим на них. За окном лежало черное озеро, безлунное и глубокое, и двойник озера плескался внутри Харли: темные воды, которые могли подняться, обдать холодом и захлестнуть насмерть.

Часы показывали 7:45.

Джейн на своем «форде» покинула город, направившись к отелю. Лютер ехал следом на прокатной машине.

Без собак, без детей, укрытая одеялом штампованных любезностей, безупречная, как пейзаж в фантастическом кино, забывшая свое промышленное прошлое и получившая новое лицо, мечту туриста, Доменная Печь пробуждала в Джейн что-то вроде лихорадки, нестерпимое убеждение в том, что Ларкин умышленно направил ее сюда: городок стал колыбелью перемен, которые он и его бесчестные сообщники хотели произвести во всем мире. Страх, с которым она жила несколько месяцев, становился здесь настоящим ужасом, который надо было держать под контролем, чтобы он не превратился в панику.

Этот уголок Кентукки стал обиталищем инопланетян, его жители безвозвратно изменились, превратились в рабов. Если они поймут, что Джейн с Лютером раскусили их, то, возможно, будут действовать с безжалостным единодушием. Один неконтролируемый агент ФБР и один шериф не в силах победить измененных людей, потому что имя им – легион. Если она или Лютер сделают хоть один неправильный шаг, жители Доменной Печи могут наброситься на них, как стая пираний, привлеченных теплом млекопитающего, которое появилось в их холодных владениях.

Они с Лютером припарковались на обочине, в сотне ярдов за домом – безымянной школой, – и подошли к нему пешком. Без луны и звезд, закрытых тучами, озеро и его окрестности были погружены во мрак.

– Не уверен, что у нас получится, – сказал Лютер.

– Я тоже.

– Допустим, и что тогда?

– Будем стараться изо всех сил.

– А если они все же не запрограммированные, просто люди, ни в чем не повинные…

– Этого о них сказать нельзя, кем бы они ни были.

– Но если они…

– Тогда я отправлюсь в ад, не дожидаясь, когда ад придет ко мне. А он приближается с каждым днем, все быстрее и быстрее.

Они свернули с дороги и пошли по дикой траве и осоке, наступая на что-то, испускавшее слабый лакричный запах. Держась поближе к стене, они миновали дом и двинулись к озеру.

За домом они нашли место, где древний плющ поднялся по кладке с внутренней стороны, обвил вершину стены и добрался снаружи чуть ли не до земли с наружной стороны – древовидный, плотно закрепившийся в зацементированных стыках. Джейн поднималась по этой беспорядочной решетке в темноту, цепляясь руками, находя опору для ног. Мертвые листья крошились, живые впивались ей в ладони, вся конструкция шуршала и скрипела. Она добралась до вершины и спрыгнула с девятифутовой высоты. Сигнала тревоги не зазвучало – ни после ее прыжка, ни после приземления Лютера вскоре после этого.

Низковольтные лампочки с грибовидными насадками проливали блеклый свет на каменные дорожки, а на нескольких деревьях были светодиоды, сияние которых пробивалось через лабиринт ветвей. Все это создавало на траве игру света и тени, а бельведер вдалеке казался странным, зовущим, словно некое святилище.

После их проникновения на участок не включились никакие прожекторы, темнота продолжала господствовать под небесным сводом.

Джейн двинулась к дому. Лютер шел рядом с ней.

Харли в одних носках вышел из темной комнаты и осторожно двинулся по коридору северного крыла. Из холла, соединявшего два крыла, он направился к главной лестнице. В этот час там было не так опасно, как на задней лестнице, выходившей в прихожую. Рядом с прихожей находилась кухня, где готовился обед для персонала – его должны были вот-вот подать.

Широкие известковые ступени изящно изгибались под замысловатой хрустальной люстрой. Дойдя до середины, Харли услышал шаги и замер. Он увидел Уолтера, одного из тех, кто присматривал за ними. Тот вышел из гостиной в холл, ступая на яркие призмы, возникавшие при прохождении света сквозь хрусталь. Не поднимая головы, Уолтер быстро пересек холл и исчез в коридоре, который проходил между южным и северным крыльями.

Для Харли это был единственный шанс сбежать незаметно. Если выяснится, что он раскрыл тайну обуви, следующий локатор сделают несъемным, а может, вживят ему в тело. Поэтому, помедлив лишь секунду, он сбежал в холл и направился в библиотеку – дверь в нее находилась напротив арки, ведущей в гостиную.

Он осторожно отворил дверь, никого не увидел и быстро закрыл ее за собой, решив, что пришел первым.

Нора Райнхарт поднялась из-за ушастого кожаного кресла, которое было втрое больше ее, и сценическим шепотом проговорила:

– Это Харли.

Тогда маленькая Салли Ингрем откинула парчовую штору, доходившую до пола, и вышла.

Часы показывали 7:54.

Стоя у двери на западной стороне дома, Лютер взял у Джейн фонарик-авторучку и направил луч на крышку дверного замка. Ригель располагался в нескольких дюймах над шарообразной дверной ручкой. Джейн подергала – заперто. Прежде чем выйти из машины, она надежно привязала к ремню универсальную отмычку «Локейд». Вставив ее в скважину, она нажала несколько раз, и замок наконец поддался.

Если она сделала правильные выводы на основании известной ей информации и сведений, полученных от Лютера в таверне, можно было не беспокоиться насчет тревожной сигнализации. Не исключено, что сигнализация существовала и даже была включена, но при ее срабатывании тут же прибежали бы работники школы, а значит, не пришлось бы тратить время на их поиски.

Когда она открыла дверь, сирена не включилась. Если их обнаружили, получается, что здесь стояли беззвучные системы – возможно, мигающая лампочка в пультовой. Лютер последовал за ней и осторожно закрыл дверь. Помещение оказалось чем-то средним между столовой и гостиной, – вероятно, в нем обитал кто-то из работников. Вход с улицы говорил о том, что прежде, когда дом был жилищем, а не тюрьмой, здесь, скорее всего, обитала горничная. За открытой дверью они увидели ванную.