Академия ФБР находилась в Куантико, в Виргинии, на базе морской пехоты. Упомянув о ней, Лютер давал понять, что догадался, какое заведение она закончила. И еще о том, что она – Джейн Хок.

– Ну, меня-то не скрутили, – сказала она.

В таверне не было ни разговоров о спорте, ни шумных компаний. Сюда заглядывали в основном одиночки – даже пары встречались редко, – и никто из них не выражал намерения завести беседу с другим посетителем. Этих не связанных друг с другом выпивох обслуживали бармен и две официантки, которые, похоже, заразились мрачным настроением приходящих. Если бы не музыка кантри, здесь стояла бы такая тишина, что разговор Лютера и Джейн слышали бы все, даже при переходе на шепот.

– Вы меня узнали, несмотря на волосы, глаза и очки?

Лютер Тиллмен отрицательно покачал головой:

– Нет. По тому, как вы разговаривали с человеком в магазине, с официанткой. Многое из того, что хотели узнать вы, я и сам хотел выяснить. Кора покончила с собой. Куинн Юбанкс, спонсор конференции, покончил с собой. Я слышал, что и ваш муж тоже покончил с собой. Дэвид Джеймс Майкл был связан с Юбанксом. Вы спросили о нем официантку. Я никогда не видел, чтобы средства массовой информации и правительство до такой степени демонизировали разыскиваемого. Они пресекли работу криминалистов ФБР в доме Коры, а один тип из Министерства юстиции стал угрожать мне. Я осмыслил все это и только тогда, посмотрев на вас внимательнее, сказал себе: «Да, я ее знаю».

В таверне зазвучала новая песня – «Wichita Lineman»[34] в исполнении Глена Кэмпбелла, композиция, полная одиночества и тоски. Джейн всегда находила ее жутковатой, но прекрасной. Она посмотрела на одиноких клиентов, сидевших перед барной стойкой и за столами: музыка отражала их настроение, заставляя размышлять о них.

Она перевела взгляд на Лютера:

– У вас есть семья?

– Жена, две дочери.

– Забудьте о нашей встрече. Возвращайтесь в Миннесоту, будьте рядом с ними.

– Нет, не могу. Я не такой.

– Они угрожали убить моего маленького сына. А перед этим изнасиловать.

– И это заставило вас сдаться?

– Я его спрятала. Давайте, Лютер, возвращайтесь в Миннесоту.

– Если я это сделаю, в каком мире придется жить моим девочкам?

– По крайней мере, в этом мире у них будете вы.

Он оглядел таверну:

– Здесь есть туристы?

– Мне кажется, все местные.

– Что-то не так с этим городом?

– С первого взгляда вроде бы все в порядке.

Глядя на необычно молчаливого бармена, наливавшего пиво, Лютер спросил:

– А что сказала та официантка, Фрейя? От какой болезни умерли все собаки?

Джейн отставила полупустой бокал:

– От той болезни, о которой известно, что собаки видят вещи не только с их внешней стороны.

– Что случилось с детьми? Школа без названия… эти дети местные?

Джейн ничего не ответила. Лютер снова заглянул ей в глаза:

– Скажите, как все это связано с нанотехнологиями?

– Я расскажу кратко. Пять минут, не больше. Можете верить или не верить. Не буду убеждать вас в том, что мне известна вся правда.

Когда Джейн сообщила о мозговых имплантатах, он отставил свою кружку с недопитым теплым пивом.

– Террористы в Филадельфии и повсюду…

– Нет. Обычные психи, которые помешались на идее. Но они покрывают Д. Д. Майкла и других подонков. В стране – разгул терроризма. Кто обратит внимание на необъяснимый рост числа самоубийств? Кто подумает, что в сумасшествии Коры есть что-то необычное?

– Что это за город?

– По всей стране людям делают инъекции, при разных обстоятельствах. Каждый рискует попасть им в руки.

Лютера явно пробрала дрожь.

– Но взять маленький городок и поставить всех под контроль…

– Городок с отелем, куда приезжают богатые и влиятельные персоны, причем некоторые из них никогда не согласятся с аркадцами…

– Тех, кого нельзя убедить, – подхватил он, – берут силой, программируют на самоубийство или управляют ими, как марионетками.

– И приглашают других, которые стали или могут стать проводниками культуры. Таких, как Кора.

– Аркадцы, список Гамлета… это же безумие.

– Иногда целые страны погружаются в безумие. Германия при Гитлере. Китай при Мао. Примеров найдется немало.

– Ларкин обманом завлек вас в этот городок. Рассказал о нем. Зачем?

Джейн обвела взглядом других посетителей, которые, вероятно, считали их двоих туристами.

– Он сообразил, что я буду задавать слишком много вопросов. Когда у одного из этих людей появятся подозрения на мой счет, он предупредит других. И каковы тогда мои шансы уехать отсюда живой?

Лютер перешел на шепот:

– Черт побери, почему вы все еще здесь?

– Дети в том доме. В школе. Почему им до сих пор не сделали инъекцию?

Он не знал ответа.

– Уж никак не потому, что аркадцы питают слабость к детям, – сказала она. – Видимо, дети слишком малы и вставленные им имплантаты не работают. Не в этом ли дело?

Лютер долго смотрел на нее, не говоря ни слова.

– И вы не уедете отсюда, пока не заберете их с собой, – наконец произнес он.

– Всех до одного.

– Сколько их там?

– Немного, судя по тому, что я видела.

– Когда?

– А по-вашему?

– Не сегодня.

– Почему?

– У вас есть план?

– Войти, забрать их, выйти.

– Если это на самом деле не школа, а тюрьма, там должна быть охрана.

– Да, есть кое-кто.

Она оглядела посетителей. На лицах была печать одиночества и какого-то глубинного несчастья, гораздо более сильного, чем то, которое обычно превращает людей в алкоголиков.

– Но сколько, по их расчетам, нужно охраны, если в этом городе все, до последнего человека, такие, как они? Чтобы держать взаперти беспомощных детей? Не много. Я осмотрела это место. Совсем не Алькатрас.

В 7:30 Харли Хиггинс выключил свет, сел в темноте у окна, выходившего на пришкольный участок, снял кроссовки и засунул их под стул. Он не знал наверняка, есть ли в комнате камеры. Если камеры были, им не стоило видеть, как он выходит в одних носках.

Он пожалел, что не сказал другим детям об этих мерах предосторожности, но раньше ничего подобного ему в голову не приходило. Ему казалось, что большинство из них сделают то же, что и он. Но если хотя бы один выйдет из комнаты в носках, у того, кто следит за камерами – при условии, что за камерами следят, – могут возникнуть подозрения.