Что это было – Гуюк не успел им сообщить. Едва подъехал к тряпкам, они услышали хруст и треск. Хунгурский конь вдруг странно подпрыгнул, развернулся влево, назад – и бросился наутек.

Он сумел, а вот всадник – уже нет! Из зарослей, между трех сросшихся буковых стволов, выстрелила гнутая ветка, увенчанная белыми шипами. Развернулась, воткнулась Гуюку в бок – глубоко, жестко, выбив хунгура из седла!

– Мате-е-ерь! – орал раненый. – А-а-а-а! Не-е-бо-о-о! А-а-а-а!

Выл, словно волк, хрипел, лежа на снегу, трясся от боли, насаженный на костяные наконечники, вбитые в гибкую расщепленную ветку, которую согнули между стволами. Достаточно оказалось просто порвать натянутую нить…

– Смотреть под ноги. Якса кусается, даже когда стоит в шаге от смерти! Слоокарий…

Старый хунгур соскочил с коня, осторожно подошел к раненому, бьющемуся на земле Гуюку. Сперва

внимательно осмотрелся вокруг – потыкал в снег, развернул листья. Потом приподнял окровавленную голову раненого.

– Помоги-и-ите! – дышал хунгур. – Уми-и-и…

Слоокарий покачал головой. Булксу холодно улыбнулся.

– Не будет из этого толку. Отдайте Матери-Земле, утешительнице.

Слоокарий потянулся за саблей, но Булксу вдруг ударил его нагайкой в грудь.

– Лель, давай.

Руки молодого хунгура затряслись.

– Не слишком ли рано для испытания? Это ведь, в конце концов, наш.

Гуюк пытался приподняться с земли, но не мог, на губах его вздувались и лопались кровавые пузырьки.

– Просто снимите его!

– Ничего не даст. Он только замедлит погоню. Видишь, как он страдает? Прикончи.

– Я… – Лель медленно сошел с седла. – Почему я?

– Потому что ты мягок, как хорошо выделанная кожа. Потому что кроме охоты с соколами и облавами на дикого зверя у тебя нет никаких мыслей и умений. Потому что зовут тебя чудаком – из-за твоей привычки обниматься с мужчинами. Потому что твой отец приказал сделать из тебя хунгура. И я, Булксу, стану его слушать, пока Великий Конь вращает небосвод.

Лель одним движением добыл саблю. Но не ударил. Стоял нерешительно. Лица хунгуров были непроницаемы, словно боевые маски язычников.

– Его дыхание – это боль, с каждым мгновением его страдания лишь растут, – Булксу харкнул и сплюнул кровью. – Хороший каган должен знать, что смерть – это милость.

Гуюк умирал и хрипел, бился, насаженный на колышки, плевался кровью.

Лель поднял оружие, блеснул клинок.

Треск и хруст!

Клинок воткнулся в спину лежащему, от затылка, пошел в сторону сердца. Гуюк напрягся, затрясся. Замер с открытыми глазами, глядя на Леля.

За спиной его стоял Глеб. Выдернул меч, вытер о кафтан мертвого.

– Уверенный удар, а ведь в Лендии тебя зовут Жужелицей, – прохрипел Булксу.

– Для тебя, хунгур, я Глеб из Дреговичей.

– Ты был витязем, слугой князя. Если захочет великий каган и я, который тут его представляю, будешь ползать на брюхе, словно раб!

– Что-то ты долго болтаешь, а время бежит.

– На коней. Едем в лес, а там, далеко от дороги, может оказаться побольше таких ловушек. В колонну, дети мои.

– Езжай первым. Интересно, кто будет следующим?

– Полагаешь, что сам ты вернешься целым и невредимым?

– Я не для того, чтобы полагать. Ты тут вождь, великий хунгур. Веди.

– В лес!

7

Якса спрыгнул с дерева. Сквозь завесу березовой листвы, прямо на затылок и спину хунгура. Конь – небольшой, кряжистый, мохнатый – даже заскулил, валясь на бок под тяжестью двух всадников.

Противник охнул, пойманный врасплох. В седле он казался господином степи, но лес был для него как деревянная клетка, полная деревьев, листвы и гибких, будто змеи, веток. Якса придавил его к земле, протянул ножом по горлу – слишком неглубоко – хунгур захрипел, крикнул коротко. Схватил лендича за шею.

Ошибся, потому что враг вскинул руку с ножом, ударил: раз, второй, третий. Кованый и закаленный клинок прошел сквозь кожаные пластины легче, чем меч.

– У-у-уххх! – выдавил умирающий.

Якса захлебнулся слюной, хватка умирающего сбивала дыхание, выжимала душу из тела. Но ослабела, когда клинок добрался наконец до сердца хунгура.

Якса вставал, чувствуя головокружение, задыхаясь обессиленно. Противник хрипел и трясся, не желая быстро уходить из этого мира. Якса вытер клинок ножа о наброшенный на себя мех гиен, сунул оружие в ножны. И, покачиваясь, двинулся к коню.

Хунгурский скакун стоял под деревом, устремив неподвижный взгляд на человека. Мужчина ухватился за ременную узду, хотел поставить окровавленную ногу в стремя, но животинка отступила и зафыркала.

– Спокойно, спокойно, маленький… Все хорошо… Все хорошо! – говорил Якса хриплым монотонным голосом. Наконец конь успокоился, дал похлопать себя по шее. Лендич поднял ногу, поставил ее в стремя, оттолкнулся раз, другой, с трудом втянул себя на деревянное, твердое, будто камень, седло, покрытое только необработанной кожей. Искал правое стремя как слепец, натягивая узду. И едва нашел – погнал галопом, потому что не было времени!

Выехал из леса на открытое пространство – заросший луг среди горных склонов, спускающийся к следующей полосе леса. Якса скорее почувствовал, чем увидел, как из-за деревьев выезжает несколько серых и бурых фигур, услышал крики, мягкий топот копыт по мокрой земле.

– Ук! – кричал высокий, костистый хунгур. – Вперед!

Якса застонал, почти слетел в безумной гонке к очередному буковому лесу, пролетел пригорок, ворвался на едва видимую тропку, перескочил обомшелый ствол, загораживавший дорогу. Стрела свистнула среди деревьев, посланная куда придется. Якса склонился в твердом седле, что было сил удерживаясь на конской спине. Хунгуры летели вслед легко, красиво, словно приросши к крепеньким лошадям. С луками в руках, один с угургой – шестом с петлей; этот был самым быстрым, мчался вперед, как безумный.

Они пролетели сквозь лес, выскочили на следующий луг, где белели остатки тающего снега. И тогда из-под копыт выстрелило что-то серое. Щель: узкая, в блестящей серебристой пене потока, обрамленная камнями, изломанная, словно молния, блеснувшая в серых тучах.

Якса крикнул. Ударил коня лодыжками. Не перепрыгнул бы пропасть, если бы не слепая судьба. Стрела свистнула в воздухе и, как и целился Булксу, воткнулась хунгурскому коню в широкий зад, подстегивая его лучше, чем любая нагайка.

Конь, ошалев от боли, прыгнул вперед, вытягивая ноги, оттолкнулся задними от самого края расщелины…

На миг казалось, что – не получится… Что полетит в ущелье, на гниющие среди камней стволы деревьев, торчащие в небеса сухими, острыми обломками сучьев.