Вокруг себя Мари распространяла аромат жасмина и фиалок, в котором я безошибочно узнала свои духи от Леона Шири[55], – кажется, она снова тайком пробралась в мою комнату. Но мне не было жаль духов, тем более что Мари они подошли превосходно. Вот только меры в их употреблении она снова не нашла, полившись столь обильно, что аромат в считаные секунды заполнил гостиную, а через минуту я более всего мечтала встать и открыть форточку.

Словом, все в облике Мари кричало: «Обратите же на меня внимание!» И своего она добилась: разговор при ее появлении оборвался на полуслове, а тайком взглянув на Алекса, я обнаружила, что он позабыл закрыть рот и с наивным удивлением так и следил за Мари, покуда та не опустилась на свой стул.

– Здравствуйте… Мари, – сказал Алекс, когда обрел способность говорить снова. – Какие прелестные у вас духи сегодня.

Той минуты, о которой я говорила прежде, еще не прошло, поэтому Шири и правда казались прелестными. А моя воспитанница, сложив на коленях руки и не поднимая глаз от пола, прошелестела ему в ответ:

– Merci, Алекс.

Вслед за внуком с Мари поздоровался граф Курбатов, встав и отвесив ей поклон, как взрослой барышне. От меня при этом не укрылось, что он тайком тоже бросил взгляд на Алекса и ухмыльнулся.

В волосах у Мари был тот самый гребень в форме сороки, и я исподтишка наблюдала, скажет ли что-то на это граф Курбатов? Впрочем, реакции никакой я не дождалась.

– Мы говорили, – продолжил граф, – до вашего появления, Мария Георгиевна, об этом вопиющем происшествии – нападении на полицейскую карету. Просто чудо, что все остались живы! Хотя, конечно, бедная Катюша… н-да…

Он нахмурился и осуждающе покачал головой.

Я же отметила, что о смерти Якимова не было сказано ни слова. И в газетах о вчерашнем происшествии не писалось. Что снова и снова подтверждало наши с Кошкиным выводы о службе Якимова.

Сама я не видела смысла скрывать факт его убийства, но, наверное, причина все же была. В Генштабе лучше знают.

– Действительно вопиющее, – подхватила Елена Сергеевна причитания Курбатова, – уж и не знаю, как теперь выходить из дому… В какой ужасный век мы живем, господа.

А граф обратился ко мне:

– И что же – полиция все еще не выяснила, кто в вас стрелял? Очевидно, снова происки этих народовольцев?[56]

– Насколько я знаю, нас хотели ограбить, это был какой-то сбежавший каторжник, – ответила я заученно, и меня тотчас поддержал Алекс.

– Да-да, следователь из полиции то же самое говорил – он был у нас сегодня утром. Лиди, а вы, должно быть, виделись с Катериной, вашей няней? – обратился он уже ко мне. – Действительно она так плоха?

Примечательно, что вопрос о здоровье Кати задал именно Алекс.

– Она без сознания пока что, – снова заученно ответила я, – но доктор говорит, что оснований опасаться за ее жизнь нет – скоро Катюша придет в себя.

– Это хорошо, – часто закивал старший Курбатов и перекрестился размашисто, – слава богу, что все обошлось.

– Да-да, слава богу, – согласилась мадам Полесова, – мы думали навестить Катюшу сегодня же, тем более что молодой человек из полиции сказал, где она лежит, но, раз бедная девочка без сознания, думаю, лучше повременить.

Граф Курбатов на это лишь кивнул, но даже не попытался выяснить адрес госпиталя. Впрочем, я не исключала, что он уже его знает, поскольку в газетной заметке о происшествии вполне ясно было написано, что раненую девушку поместили в госпиталь при храме Успения Пресвятой Богородицы, что на Никольской улице.

– Но я слышал, в вашем доме случилось куда более счастливое событие, – снова обратился ко мне граф. Привстал и поцеловал мне руку, – разрешите поздравить вас, Лидия, с помолвкой.

– Благодарю, – не очень охотно улыбнулась я.

– Да, Лиди, всецело присоединяюсь к словам дедушки! – Алекс поспешил тоже мне поклониться. – Весьма рад за вас! Надеюсь, месье Ильицкий окажется достоин оказанной ему чести.

Не уверена, что в тоне его не было сарказма. Да что там Алекс… каждый в этой зале, я не сомневаюсь, считал меня теперь девицей чрезвычайно прыткой и ушлой, которая ловкостью заставила благородного рыцаря Ильицкого заключить эту клятую помолвку. Неужто мне до конца дней жить с этим?

От страданий меня отвлек все тот же шелестящий голосок Мари. Кажется, сегодня она вознамерилась говорить исключительно по-французски:

– Deux mariages un après l’autre – c’est charmant! Vous êtes d’accord, Алекс?[57]

– Боюсь, свадьба Алекса случится не так скоро, как венчание мадемуазель Тальяновой, – ответил за внука граф. – В конце июня, я думаю. А быть может, и позже.

Младший Курбатов не ответил.

– C’est une bonne nouvelle[58], – весьма двусмысленно отозвалась Мари и – кажется, впервые за вечер – подняла глаза на Алекса, встретившись, разумеется, с его взглядом.

И что-то в этом молчаливом переглядывании было такое, что я подумала: не знаю, как у Алекса, а у бедной богатой наследницы мадемуазель Волошиной свадьба и правда, кажется, будет еще не скоро.

И снова я посмотрела на заколку Мари, подумав, что гребень этот – подарок слишком уж дорогой для «просто подруги». Может, и правда это лишь совпадение, что изображением на заколке оказалась сорока? По крайней мере, сейчас мне очень хотелось в это верить.

– Собственно, дорогая Елена Сергеевна, – оборвал те переглядывания граф Курбатов, – мы с Алексом приехали сегодня затем, чтобы…

Договорить он не успел, поскольку, тихонько постучав, в гостиную заглянула горничная Анна.

– Господа Стенин и Ильицкий с визитом, – оповестила она. – Прикажете звать?

Я буквально почувствовала, как взгляды всех присутствующих обратились на меня: в этой паре гостей Ильицкий, безусловно, интересовал всех больше. Но после недолгой заминки Елена Сергеевна преувеличенно радостно велела:

– Конечно-конечно, зови, Аннушка, немедля – не заставляй гостей ждать.

Все это время я смотрела в пол, боясь невольно выдать свою радость. Я очень хотела увидеть Евгения. Вот только зачем он пришел так – с официальным визитом? Мог бы просто послать мне записку… Или же снова что-то случилось?

Однако едва Ильицкий появился в гостиной – одетый великолепно, с подчеркнутой аккуратностью и даже легким шиком, – мне стало понятно, что он не просто пробегал мимо и надумал вдруг заехать. Он к этому визиту готовился.

Стенина, стоящего чуть позади и разглаживающего свой сюртук на животе, будто от этого он станет менее измятым, я заметила, лишь когда тот заговорил:

– Здравствуйте-здравствуйте, господа и прелестные дамы. Ох, Мари, вы сегодня диво как хороши! Нижайше просим прощения за внезапный визит: встретил на