После выздоровления весной 1942 года он вернулся к композиторской работе и сотрудничал с исполнительскими ансамблями (Белоруссия была среди тех территорий, которые немцы захватили в первую очередь) [Луковников 1975: 77–78]. Аверьян Машарский, студент-первокурсник Ленинградской консерватории, сначала поступил в оркестр, который вскоре был распущен из-за того, что многие музыканты эвакуировались. Потом он пошел в ополчение и про сентябрь 1941 года рассказывал так: «Нам велели закинуть инструменты на чердак, выдали оружие, и мы пошли воевать солдатами. Про музыку никто и не вспоминал» (Аверьян Машарский, интервью 14.08.1989, Нью-Йорк. Аудиозапись в собственности автора). Через несколько месяцев Машарскому, который находился на лечении после ранения, посчастливилось встретиться с друзьями-музыкантами, которые тоже служили в армии, но занялись музыкой, и он присоединился к репетициям. В конечном итоге Машарский стал дирижером полкового оркестра на Волховском фронте, а затем перешел во фронтовой ансамбль 54-й армии дирижером эстрадного оркестра. До конца войны он оставался в системе военно-музыкальных ансамблей.

Клара Машарская, жена Аверьяна, только что поступила в Ленинградскую консерваторию по классу флейты, когда началась война. Сначала она вместе с Аверьяном работала в импровизированном оркестре, но вскоре отправилась на рытье окопов, чем занималась до августа 1941 года. Хотя консерватория была эвакуирована в Ташкент, ее семья решила поехать в город Уфу, и Клара уехала из Ленинграда с семьей. На работу, связанную с музыкой, она устроилась только летом 1942 года, когда начала играть в небольшом оркестре, который выступал в уфимском кинотеатре перед сеансами. Большинство оркестрантов оказались эвакуированные со всего СССР. Когда артисты Киевского оперного театра эвакуировались из Уфы дальше на восток, Кларе предложили место в оркестре оперного театра Уфы, и там она проработала до лета 1944 года, играла в спектаклях на флейте и гобое и участвовала в шефских концертах в госпиталях и на заводах, а затем возвратилась в Ленинград (Клара Машарская, интервью 14.08.1989, Нью-Йорк. Аудиозапись в собственности автора). Хоть и не сразу, но Кларе удалось влиться в ряды профессиональных музыкантов, когда она работала в тылу.

Юрий Цейтлин, когда началась война, был 25-летним трубачом с консерваторским образованием. Изначально он был освобожден от военной службы из-за туберкулеза, но критическая ситуация в Подмосковье в конце лета 1941 года привела к тому, что он вступил в ряды ОМОНа и воевал, не имея военной подготовки, бок о бок с регулярными частями. Музыкой он не занимался до тех пор, пока не заболел, и военная медкомиссия освободила его от дальнейшей службы. Тогда он вернулся в Мосэстраду и поступил в концертную бригаду Дома Красной Армии, которая обслуживала Западный фронт. В мае 1942 года в Москве он увидел объявление о том, что джаз-оркестр Эдди Рознера ищет новых музыкантов. Он прошел прослушивание, был принят и работал в этом коллективе как музыкант и автор текстов не только до конца войны, но и после ее окончания (Ю. В. Цейтлин, интервью, 05.02.1991, Москва. Аудиозапись в собственности автора).

Хотя многие артисты покинули сцену и ушли на фронт либо по призыву, либо полагая, что художественное творчество не столь важно, как защита страны, были и такие, которые остались на сцене, а были и такие, которым оставить сцену не разрешили. В октябре 1941 года баритон Георгий Абрамов, солист эстрадного оркестра Радиокомитета, хотел уйти добровольцем в ополчение, потому что считал, что ситуация на фронте сложилась критическая. Однако военный комиссар отказал ему: «Нет, брат, ты нам больше нужен на своем посту, на радио» [Скороходов 1982:77].

Как отмечалось выше, руководящие органы затребовали характеристики артистов для формирования концертных бригад и освобождения участников от призыва. Ряд статей, в которых подчеркивалась важнейшая роль искусства в поднятии боеспособности армии, был опубликован еще в июле 1941 года. Газета «Советское искусство» в статье «Боевое испытание» писала о том, как передвижные бригады эстрадных артистов справляются со своей задачей: «В эти дни самое подвижное из искусств – эстрада – держит боевой экзамен. Она выполняет сейчас всенародное поручение. Теплым словом, пламенным призывом к бесстрашию в бою и злой шуткой против врагов провожают артисты бойцов Отечественной войны на фронт» [Скороходов 1982: 62]. В той же газете Исаак Дунаевский 20 июля 1941 года обращался к советским артистам и деятелям искусства: «Настал исторический час, когда всю нашу творческую энергию, всю впитанную в кровь и сознание любовь к отчизне, весь накопленный опыт и мастерство, всю нашу гордость и достоинство советских художников мы должны влить в произведения, направленные на службу народу, на помощь ему в его героической борьбе с фашистскими ордами Гитлера» [Скороходов 1982: 63]. Эти и другие публикации свидетельствуют о растущей уверенности, что искусство необходимо для укрепления морального духа войск.

Многие артисты добровольно пошли в концертные бригады в самые первые дни войны. В Москве штаб-квартира артистов эстрады находилась в Центральном доме работников искусств (ЦДРИ). Как говорилось в газете «Советское искусство», «штаб эстрады помещается в Центральном доме работников искусств. Телефонный звонок. Вызов. Путевка. Бригада отправляется на мобилизационный пункт, в часть, на вокзал. Работа идет круглые сутки» [Скороходов 1982: 63]. В первые дни войны Мосэстрада приняла решение отправлять артистов на призывные пункты и в местные военные части. Артистам поручили подобрать патриотический воодушевляющий репертуар для концертов. В них выступали артисты из Мосэстрады и ВГКО, а также другие добровольцы. Их сгруппировали в небольшие мобильные коллективы для обслуживания столицы и области. Однако серьезное отношение к этому вопросу, что проявилось в планировании поездок фронтовых бригад на регулярной основе, возникает только в середине июля, через три недели после фашистского вторжения [Филиппов 1975: 35–36], («Советское искусство» от 29.06.1941. С. 3).

Естественно, что сразу начали выступать те коллективы и ансамбли, которые уже существовали до войны. У них имелся готовый отрепетированный репертуар и совместный сценический опыт, хотя им часто приходилось перестраиваться с учетом необычных условий: ведь выступали и на железнодорожных платформах, и в больничных палатах. Но внести эти корректировки было проще, чем сформировать совершенно новые бригады. Краснознаменный ансамбль песни и пляски Красной Армии под управлением Александрова, крупнейший в стране военный ансамбль, выступал на Белорусском вокзале уже в первую неделю войны как с прежними номерами, так и с новыми, только что написанными песнями [Луковников 1975: 11–14], («Правда» от 27.06.1941. С. 6). Известный певец Георгий Виноградов исполнял «Катюшу» и другие песни в сопровождении Государственного джаз-оркестра на Ленинградском вокзале в Москве в июле 1941 года. На Белорусском вокзале выступал джаз-оркестр Радиокомитета под управлением Александра Цфасмана, а на Киевском вокзале – Леонид Утесов со своим джаз-оркестром [Скороходов 1982: 61, 63].

Бригады, сформированные из артистов ВГКО,