Выскочил из «Пещеры», затем из дома, никого не увидел, по инерции метнулся вперед, толком не понимая, куда бежать, где искать и ловить…

– Я вижу, ты с мечом, Петр… Символично, – прозвучал за спиной знакомый голос.

Оборачивался я целую вечность.

* * *

Полнолуние минуло неделю назад, луна была в последней четверти – огромная небесная монета, разломленная ровно пополам.

А осталось бы ночное светило целым, могло бы составить любопытную небесную композицию вкупе с луной нормальной и с той кроваво-красной, что я видел на побережье Балтики, – получился бы исполинский светофор, потому что сегодня луна была зеленая. Яркий, насыщенный зеленый свет. Как в светофоре.

И я заподозрил, что дело нечисто. Что я сплю у себя в гостиной, в кресле, и взбудораженный недавними событиями мозг дарит вот такое сновидение.

Лунная дорожка тоже была зеленой. Тянулась от дома по участку к пролому в ограде (что я пробил когда-то трофейной «Тойотой»), пересекала луговину, поднималась по склону холма… И, наверное, заканчивалась на зеленой луне. Наверное – потому что трудно требовать от сна точного соответствия законам оптики.

На дорожке стоял Учитель.

(Учитель?! Ладно, пусть так… во сне чего не ляпнешь, словесно или мысленно…)

– У тебя всегда была хорошая интуиция, Петр. Ты удивительно удачно выбрал оружие.

Я подозрительно поглядел на бутафорскую железку, до сих пор зажатую в руке. Катана как катана… или не катана, я плохо разбираюсь… выбрал самую большую, да и все.

– Это не катана, – подтвердил мои мысли Учитель, – это цуруги. Другой тип клинка, обоюдоострый. Два лезвия, сходящихся в одно острие. Этот меч – ты, Петр. Впервые две твои ипостаси сошлись воедино. Жаль, слишком поздно…

На замаскированное обвинение в шизофрении я не стал отвечать. Я вообще не знал, что сказать, что сделать…

Ну что можно сказать человеку, недавно убитому твоей рукой? Что?! Тем более во сне…

Потом я понял, что нужно сказать и сделать. Шагнул на зеленую дорожку. Меч выпал из руки. Судя по звуку, с каким он упал, дорожка была выкована из стали.

Я тоже упал – на колени. Резко, словно кто-то сзади рубанул по поджилкам.

– Простите, Учитель…

Подбородок мой впечатался в грудь – и пусть Учитель возьмет меч и рубанет по беззащитной шее. Да только я знал: не возьмет…

Затылок ощутил его ладонь. И я заподозрил, что сон совсем не сон, слишком уж реалистичным показалось ощущение.

– Вставай, Петр, вставай… Ведь ты уже понял, что я знал все заранее. Всегда надо делать что должно, даже если это связано не с самыми приятными ощущениями.

Я поднялся и с огромным трудом разлепил губы.

– Зачем? Зачем?? Зачем??? И это… – Я не знал, как бы помягче обозвать сотворенное мной, и завершил мысль жестом: изобразил выстрел вытянутым указательным пальцем, поджав остальные. – И остальное… С новым миром не заладилось? Что-то пошло не так?

– Да почему же? Новый мир создан… не совсем, правда, где было обещано… Там.

Его рука указала вверх. Я недоуменно уставился на зеленую половинку небесной монеты.

– Луна теперь сплошная Зона?

– А, ты в этом смысле… Ну, в общем, да. Ты немного сбил прицел, и именно там теперь сплошная Зона.

– Долго не продержится, – с сомнением произнес я. – Там ведь нет «якорей»…

Сказал и подумал: а вдруг? Мало ли… Какой-нибудь навек застывший в лунном кратере «Луноход»…

Мысль осталась незавершенной. Учитель произнес:

– Да, через три дня лунная Зона схлопнется. И все Зоны, что мы сотворили здесь, внизу, тоже перестанут быть.

– А как же новый мир, обещанный моим дочерям? То есть он…

Язык не поворачивался обвинить Учителя во лжи. Но мог же он ошибиться? Мог ведь?! Людям свойственно ошибаться…

– Извини, Петр. Новый мир здесь будет. Но я немного сдвинул сроки, когда говорил о нем. Хотел как лучше… Хотел, чтобы вам было легче умирать. Трудно умирать ради великой цели, когда она маячит где-то в бесконечности… Трудно, по себе знаю. Ладно, Петр, я пойду… С собой не приглашаю. Предполагаю, что тебя слишком многое здесь удерживает. Но когда-нибудь…

Он не договорил, потрепал меня по плечу.

– Куда вы идете, Учитель?

– Туда… – Он вновь показал вверх. – Надо отдохнуть, осмыслить случившееся, проанализировать ошибки.

– Но ведь она… через три дня схлопнется… как там тогда без воздуха, без аномальной энергии, без ничего?!

– Ты опять в этом смысле… Ну-у-у… Ты же знаешь, как я умею тянуть время. День можно растянуть в вечность, а уж три дня… Знал бы ты, сколько всего можно сотворить за три дня… Все. Прощай, Петр.

Я долго следил за ним, шагающим по лунной дорожке на холм… Но как он поднялся на вершину, не увидел – по плечу хлопнула чья-то ладонь. От неожиданности я подпрыгнул, в прыжке развернулся.

Передо мной стояла Аделина, я впервые мог разглядеть ее вот так, целиком, не что-то смутное, мимолетное и фрагментарное, норовящее исчезнуть за спиной.

В общем и целом я представлял ее правильно… Высокая, плечистая, можно назвать красивой… но это воинственная красота валькирии.

Ее глаза оказались ярко-синими. Не спрашивайте, как это можно было разглядеть в зеленовато-мертвенном лунном свете. Я разглядел.

– Ты… – начал было я и не закончил.

Она плюнула мне под ноги, развернулась резко, как по команде «кру-у-гом!», и исчезла.

Была и не стало.

* * *

Луна зеленела по-прежнему, а вот лунная дорожка исчезла, словно кто-то ее скатал по миновании надобности.

И я понял, что бездарно просрал свой шанс. Такой уж врожденный талант у Питера Пэна, такое вот имманентное качество – просирать все шансы. Петр, впрочем, не лучше.

Он ведь сказал «предполагаю»! Это он-то, все всегда знавший наперед! Что же это было, как не завуалированное предложение отправиться с ним?! А я все просрал…

Мне включили зеленый свет на небесном светофоре, а я протормозил…

И еще Аделина… Без лишних слов дала понять, каким кретином и ублюдком меня считает. Ее плевок угодил не в лицо, под ноги. Но душу жег, как кислота.

Я не находил себе места в саду, освещенном зеленой луной.

И не найду. Нет мне места ни на земле, ни под землей, ни на небе…

«Не дури, Пэн. Подходящее для тебя место есть. Причем рядом».

«Гонишь, Петр… Нет такого места. И тебя нет, ты плод моей расстроенной психики».

«А ты – моей. Так что квиты. А место – вон оно. В самый раз, как считаешь?»

Он протянул руку в указующем жесте. Или я протянул. Или оба мы протянули.