– А тебе больше ничего не нужно представлять. Только фантазируй, а я буду исполнять желания. И чем изощренней они будут, тем веселее нам будет жить, – его пугающе зловещий голос заползает куда-то в подсознание, расщепляя все мрачные мысли. Даже потаенные уничтожает. – Мы упустили двенадцать лет, детка. Но у нас впереди гораздо больше времени. Ты еще всех их обскочишь. Покажешь, кто тут женщина самого властного и опасного мужчины.

Мои губы изгибаются в улыбке: неясно, кому в первую очередь Чеховской сделал комплимент. То, что он восхищается собой, безусловно. Но это уже не изменить. Да, наверное, мне и не хочется. Я ведь его таким полюбила: эгоистичным подонком, незнающим, сколько у него слабых мест, на которые я могу давить и давить в свою пользу.

– Разбуди, Ром, – прошу я. – Разбуди ту меня. Потому что я чувствую, что умираю.

– Я же говорил, детка, – шепчет он, запуская пальцы в мои волосы, – я не дам тебе умереть. Если ты готова, то я тебя верну. Навсегда верну. Но только для себя. Ты понимаешь, что это значит?

– Мне нельзя смотреть на других мужчин, или им крышка?

– Нет, – скалится он, сверкая белизной зубов. – Тебе крышка, детка.

Я тревожно сглатываю. Знаю, что Чеховской любит играть, в том числе – словами. Но порой его намеки очень сложно понять.

– Я сделаю так, что ты втрескаешься в меня до одури. Трепетать будешь, дрожать от одной только мысли обо мне.

Это уже было. Я чувствовала его каждой клеточкой тела. Он хуже и сильнее любого наркотика. Но все изменилось. Не просто повернулось вспять, а на каждые десять шагов вперед сделало двадцать назад.

– Хочешь со мной на всей скорости в огонь влететь? – Его дыхание скользит по моей щеке. Поднимается вверх, опаляет кожу, задевает волосы. – Предупреждаю, тушить не буду.

– Хочу, – сдаюсь я. – Мое решение не изменилось, Ром. Сжигай.

Больше он не позволяет мне вымолвить ни слова. Накрывает мой рот своими губами, заглушая сорвавшийся хриплый стон. Судорожными движениями сдергивает с меня пиджак, задирает юбку, подхватывает под бедра, усаживает на себя и несет в ванную.

Обвивая его шею руками и жадно отвечая на пожирающий поцелуй, я чувствую, как мелкие горячие шарики возбуждения прокатываются по всем моим мышцам. Нервные окончания становятся слишком чувствительными, искрящимися. Впервые со дня выстрела Степы я хочу секса – одичалого, безудержного, первобытного. Хочу Чеховского, как пылкого любовника, в чьих жилах течет преступная кровь.

Он вносит меня в душевую кабину, открывает воду и, когда та мощной струей ударяет в нас, ставит меня на ноги. Резко разворачивает спиной к себе и, целуя, кусая мою шею, разрывает на мне мокрую блузку. Он режет меня шелковой тканью, хлещет страстью, вынуждает стонать на подкошенных коленях.

Куски блузки и бюстгальтер опускаются где-то у моих ног. Прихватив мочку моего уха зубами, Чеховской прижимает меня грудью к стеклянной стене и задирает юбку. Соски так затвердевают от желания, что вот-вот заскребут по холодной поверхности.

Меня будоражит прохладная вода, бьющая сверху. Не дает телу закипеть, загореться. Внутреннюю сторону бедра обжигает натянутым кружевом рвущихся трусиков. Пальцы Чеховского уверенно проникают промеж моих ног, и я закусываю губу. Глаза невольно закатываются, голова запрокидывается назад.

Эгоист. Циник. Убийца. Просто опасный зверь. Но он – все, что мне нужно. Без него я стаю, испарюсь, исчезну. С ним – воскресну, расправлю крылья и взлечу.

Я насаживаю себя на его пальцы и замираю, протяжно выдохнув. Второй рукой он мнет мою грудь, зубами скребя по шее. Перед моими глазами вспыхивают салюты. Уши закладывает. Я больше не слышу шума воды. Только его хриплое дыхание и шепот:

– С тобой сгорю, детка…

Рывком разворачивает меня к себе, толкает к стене, лихорадочно расстегивает ремень и ширинку брюк и опять подхватывает меня под бедра. Вдалбливается в меня так, словно это наш первый и последний секс. Я выкрикиваю его имя, ногтями впившись в крепкие мужские плечи. С ума схожу от его метких, яростных толчков. Собственного тела не чувствую. В кулаки собрав ткань его мокрой майки, тяну ее в стороны, не сдерживая ни единого стона наслаждения.

Пусть завтра обо мне поползут сплетни. Пусть я стану шлюхой в чьих-то глазах. Пусть меня настигнет судьба изгоя. Пусть меня будут ненавидеть и осуждать, как Еву. Но жить я хочу и буду так, как желает мое сердце! Это моя жизнь. Моя и Ромы. Плевать, что о нас будут говорить. Отныне я буду ловить кайф от каждого прожитого мига. Независимо от пролитой крови. У всех свой путь. Мой – идти рука об руку с Романом Чехом, куда бы нас не занесло.

Я смогу, я научусь, я справлюсь. Я оживу. Узы, которые связали нас, сильнее уз брака. Я люблю его, и для подтверждения моих чувств не нужно подвенечное платье.

Подвенечное платье превратило Лучиану в ангела. Ее итальянская бабуля максимально заморочилась, чтобы внучка стала самой эффектной невестой – под стать королевским особам. Фаза всю церемонию глаз с нее не сводит. То ли своему счастью не верит, то ли действительно умеет видеть прекрасное. Да и сам непривычно стилен: всех девчонок с ума свел видом в смокинге. Краснеют, шушукаясь и завистливо поглядывая на счастливейшую невесту. Сами не понимают, что объекту восхищения яму роют. Ведь если хоть одной из них улыбнется, то я этого Котю в ближайшей канаве похороню.

На свадьбе больше двухсот человек. Ася расстаралась, чтобы и итальянцы прилетели, и друзья Фазы, и все родственники Чеховских-Асмановых. Только Люковых нет. Егору сложно. Парень несколько дней назад встал с инвалидного кресла и сейчас учится заново ходить. Фаза и Лучиана собираются навестить его в своем медовом месяце. А Влад и Ева тактично свалили на следующий день после приезда. Фаза все-таки пожал Люкову лапу и сказал, что больше не держит на него зла. Только не дал тому расцвести, добавив, что нашел босса лучше. Конечно, слезу я не пустил, но лишний повод задрать нос для меня как бальзам на душу. Я же, сука, любого уделаю!

Но на свадьбу вырвался Артем Никитич, в честь которого наши молодожены планируют назвать своего первенца. Того не сберегла даже военная выдержка. Заплакал старик, когда Фазу обнял и по спине похлопал. Внука младшего женил. Лучшего, хоть и не кровного.

Шаман находит причину не появляться. Со своими джигитами передает подарок, но сам брешет, что уехал в Казахстан. Он Фазу еще год назад убить пытался – Люку отомстить. Все улеглось, а осадок остался. Фара тоже отмазывается открыткой и чеком. Где-то на Сейшелах с куклой отдыхает. Так даже лучше. Не надо моей Бабочке с ней встречаться. Она только-только снова из своего кокона начала вылупляться.

Она еще скованна, пуглива. Но постепенно набирается смелости. Все чаще снимает платок с шеи. Конечно, в школу без него не ходит, но в свободное время не стыдится татуировки – «глупости по молодости». Она начала смеяться, позволяет себе глоток вина за ужином, с удовольствием нянчится с Настеной и составляет компанию Лучиане и Асе на шопинге. Обновила весь свой гардероб, изменила стрижку и оттенок волос, взяла абонемент в фитнес. Не отказывается ходить в кино и рестораны, а по вечерам уговаривает меня садиться за руль. Мы выезжаем за город, где Бабочка помогает мне бороться с моей фобией.