Попытка растопить лёд не удалась.

– Отодвинься, – потребовал Проханчин. – Здесь тебе не это…

– Знаю – не спортплощадка… Я, между прочим, помощник оператора. И – материально ответственное лицо, – взбеленился Олег. – Мне экспедиционное оборудование доверяют. А вы тут с какими-то бумажками держите…

Проханчин аж поперхнулся.

– Может, ты не понял, куда попал, – засомневался он. – Я, чтоб знал, начальник Первого отдела. Слышал о таком?

– Объяснили, – буркнул Олег. «Ох и мутный дедок!» – определился он про себя.

Проханчин, покачав головой, протянул руку к стеллажу за спиной, на ощупь вытащил тоненькую картонную папочку с штампом. Раскрыл её. Вынул верхний лист. Положил перед Бероевым.

– Это ваш маршрут. Распишись в получении.

Олег расписался, нетерпеливо глянул на лист, желая сличить с тем маршрутом, что проложил самостоятельно. Зря, что ли, полночи просидел. Присвистнул.

– Так это аж правой рукой через левое ухо! – возмутился он.

– Чего?! – Проханчин нахмурился.

– Говорю, крюк у вас. Вы по Верхнему Сакукану через ледник Колесова идти предлагаете. А если добираться через Средний Сакукан, экономится до пятидесяти километров. Я с курвиметром сверял! Вот сами посмотрите.

Он потянулся показать.

Смотреть Проханчин не стал.

– Маршрут утверждён, – холодно произнёс он. – Заходить в долину реки Средний Сакукан вам не рекомендовано. Путь через Мраморное ущелье закрыт. На нём гриф секретности. Передадите вашему руководителю. Он поймёт… И вот ещё – карта! – Проханчин ткнул пальцем в очередную галочку для подписи. И лишь после этого передал сложенную вчетверо карту. Бероев развернул. Всмотрелся. Разочарованный, вернул.

Аккуратные бровки Проханчина непонимающе взметнулись ко лбу.

– Что ж вы мне миллионку втюхиваете! Думаете, вовсе ничего не понимаю? – возмутился Олег. – Пустышка. По ней в школьный турпоход не сходишь. Мне за такую карту руководитель голову оторвёт. Давайте километровку!

Проханчин пожевал губами. Настырный пацан начал его раздражать.

– Я вижу, вы всё-таки не до конца поняли, где находитесь, молодой человек, – значительно произнёс он. – А что такое гостайна, вам хотя бы известно?! А обеспечение режима особой секретности?! Ты это видишь?!

Голос Проханчина, дотоле придушенный, трепетно зазвенел. Подрагивающий палец указывал на плакат.

– Охранный режим – это преграда для тех, кто… оттуда. Запомни! И передай своему руководителю, чтоб впредь к подбору кадров относился ответственней. А то как бы его собственную кандидатуру не пришлось пересматривать.

Брезгливо отщёлкнул карту назад, через стол. Впервые глянул в упор. Глаза у него оказались белёсые и водянистые.

Олег струхнул. Больше всего боялся он подвести Челягина. И похоже – всё-таки подвёл. Неохотно забрал карту.

– И всё равно, – не удержался он на прощание. – В экспедиции нужна карта, а не фитюлька. Иначе и на выходе выйдет фитюлька. А шпион и без нас найдёт, чего ему надо.

Вечером позвонил Челягин, уже из Читы. Бероев передал свой разговор с «мухомором Пронькиным».

Рассказывая, Олег нарочито горячился, боясь, что гнев руководителя обрушится на нерадивого сотрудника, не сумевшего выполнить поручение. Однако, к его удивлению, Челягин остался благодушен. С маршрутом согласился:

– Что нам, молодым, проворным, лишние пять-шесть десятков километров!

Уловил в молчании Бероева недоумение. Посерьёзнел.

– Секретность – не секретность. Это не наши с тобой игры. Главное, Олег, что твоим маршрутом мы бы на Кодар вовсе не попали. Тропы через перевал, увы, не существует. Через Пионер по соседству – есть, через другие перевалы есть. А на этот до сих пор не нашли. Может, потому и самому перевалу названия пока не придумали. Так-то, господин картограф!

Не стал возражать и против «карты-фитюльки»:

– Ничего! Не заблудимся. Следопыта из местных подберём. У эвенков карта в голове. А там, глядишь, и сами карту нарисуем и подбросим в первый спецотдел – специально для шпионов! – захохотал он.

– Созвонись с Терентьевой, – закончил Челягин разговор. – Она уже взяла билеты. И не затягивая вылетайте. Встречу вас в Чите.

Телефонный разговор с незнакомой Терентьевой получился неожиданно коротким. Олег начал было повествовать о своём визите в Институт географии. Но та перебила. Сообщила, что говорить не может, поскольку как раз сейчас в аэропорту занимается оформлением грузовой отправки для экспедиции. Скороговоркой продиктовала номер рейса, которым назавтра вылетают, назначила встречу у входа в зал вылетов, наспех извинилась, что ей надо проследить за погрузкой и успеть сделать ещё десяток звонков, и разъединилась.

«Суховатая бабёнка, – констатировал Бероев. – Впрочем, чего ждать от завхоза».

В аэропорт нетерпеливый Бероев примчался на полчаса раньше. Походил по залу. Регистрация рейса ещё не началась, но у стойки, как обычно, образовалась очередь. Только в этот раз она отчего-то скособочилась влево. Там, в сторонке, разместилась на рюкзаках молодёжная группка туристов. В центре компании восседал худощавый паренёк лет двадцати пяти в старенькой, траченой телогрейке и резиновых сапогах. Но синеглазый, тонколицый, с острыми скулами и словно вычерченными губами. Он пел романсы. Аккомпанируя себе на гитаре, встряхивал головой, отчего волнистые, по шею волосы, перетянутые банданой, колыхались. Пел столь проникновенно, неожиданно глубоким голосом, что даже стоящие на регистрацию первыми, обычно тщательно караулящие свою очередь, сгрудились вокруг него. «Не жалею, не зову, не плачу», – лилось по залу. И люди, раздражённые, полные предотлётных хлопот, на время забылись: и жалели, и звали, и почему-то тянуло плакать. Заворожило и Олега.

Уже началась регистрация рейса, когда он, спохватившись, вышел наружу. Выдался холодный летний денёк. Моросило. У входа в одиночестве прохаживалась девушка в шейной шёлковой косынке, которую она, защищаясь от дождичка, перетащила на подстриженные под каре волосы. Уверенная, что на неё не смотрят, она высунула язычок и ловила