не вернется в кафе, ни по какому. Не станет она подходить к взрослым, точно не станет. Но тогда где ты, Мемфис? Мне точно не следовало до утра сходить с места, а следовало время от времени поглядывать на неоновую вывеску с надписью «Мэверик рум». Мне следовало запастись терпением, не терять надежду и сосредоточиваться на чтении книжки о потерянных детях при свете фонарика, пока солнце снова не взойдет, и тогда мои мысли станут уже не такими мрачными и путаными, какими были той ночью.

(ЭЛЕГИЯ ДЕВЯТАЯ)

Прежде чем над грузовым двором разнесся первый сигнальный гудок, похожий на горн к побудке в лагерях, где он проходил подготовку, их провожатый уже был на ногах и в полной готовности. В ожидании гудка он разбудил семерых детей, одного за другим. Он расставил их, начиная с самых младших и заканчивая самыми старшими, на расстоянии в десять шагов один от другого вдоль путей. Поезд подойдет с третьим гудком, сказал он детям, и когда гудок взревет у них над ухом, то они должны стоять как вкопанные там, куда он их поставил, и про себя повторять наставления, которые он им дал. Поезд останавливаться не будет, предупредил он. Состав только слегка замедлит ход, переезжая с одних путей на другие. Так что стойте смирно и глядите на подходящий состав в направлении тормозного вагона, кабуза то есть, тот прицеплен к составу последним, втолковывал он им. Не болтайте, дышите медленно. Боковые лестницы есть только у гондол и крытых вагонов. Лестницы бывают и на некоторых вагонах-цистернах, но их следует избегать. Все это дети уже знали. Следите, чтобы ладони и пальцы не были потными, а руки не висели плетьми. Сначала дождитесь, пока самый крайний в цепочке запрыгнет на подножку, и тут же ловите взглядом следующий приближающийся крытый вагон или гондолу и высматривайте лестницу. Не спускайте с нее глаз, а как подъедет ближе, сосредоточьте взгляд на одном из поручней лестницы. Протягиваете руку, вцепляетесь в поручень и немного бежите рядом с поездом, но не очень близко к рельсам и плюющимся искрами вагонным колесам. Используйте набранную скорость и силу ног, чтобы оттолкнуться от земли, подпрыгнуть и уцепиться за поручень второй рукой, тут же складывайтесь внутрь и на руках подтягивайте себя на лестницу.

Большинство детей позабыли все эти подробности. Их провожатый сказал им, что будет стоять позади каждого, когда они один за другим будут хвататься за поручни боковой лестницы. И пробежит за каждым и каждого подтолкнет на лестницу, когда тот будет на нее запрыгивать, начиная с первого ребенка, самого младшего, и так с каждым до последнего седьмого. Оказавшись на лестнице, наставлял он их, они должны крепко вцепиться в поручни и стоять не двигаясь. Он запрыгнет на поезд последним, заберется на крышу вагона и, как только поезд наберет полный ход, пройдет по крышам по всему составу, от вагона к вагону, и спустится к каждому по лестнице, и поможет взобраться, и переведет на гондолу. Если кто-то замешкается, не сумеет все сделать как надо или упадет, отстанет от поезда, и привет.

И когда взревел третий гудок состава, они замерли, стоя каждый на своем месте, ощущая под ногами горячую щебенку, стараясь не думать, не вспоминать, не молиться. Но время двигалось быстрее, чем умели шевелиться и включаться их мозги, и поезд, тот тоже двигался быстрее. Первый, второй и третий ребенок уже стояли на подножках, а четвертый все никак не мог высмотреть лестницу. Он пропустил уже две и едва не пропустил третью, но их провожатый отвесил ему затрещину, и мальчик наконец встрепенулся. Он рванулся за лестницей с протянутыми руками, точно мокрая курица наперегонки с мотиком, как рассказывал потом остальным детям их провожатый. Пятый и шестой вскочили на поезд так же ловко, как первые трое, пускай их провожатый с такой силой шмякнул их о поручни, что они едва не отлетели назад на землю, ускорявшую бег внизу под ними.

И вот очередь дошла до седьмого мальчика. Он был среди них самым старшим и единственным, кто умел хорошо читать и считать. Пока их провожатый продвигался в его сторону, подсаживая на поезд остальных, седьмой мальчик в уме помечал их галочками, первый мальчик, второй мальчик, третий мальчик, и заодно читал непонятные слова на проплывающих перед ним вагонах: «масса с экипировкой», «брутто-вес», «допустимый вес», «грузовместимость контейнера», «с конца», «дюймов», «поверхности катания колесной пары», «тормозных колодок», «грузовместимость контейнера». Потом он заметил, что у четвертого мальчика дело не ладится и на поезд тот, похоже, не запрыгнет, и стал читать слова на вагонах вслух, вдрызг нарушая указания их провожатого: «вагон обмену не подлежит», «масса с экипировкой», «направляющие для контейнера обязательны!», «дюймов», «тип тормоза», «место для домкрата здесь», «место для домкрата», «перед разгрузкой открыть», «рычагом ручного тормоза только в тупике», «обменные вагоны». И чем ближе подходил к нему их провожатый, тем громче он читал эти непонятные слова: «исключен из инвентаря», «переездными площадками запрещается», «тележка H», «крупнотоннажных контейнеров», «тележка I», «площадь погрузочного помещения». Они звучали для него как слова из таинственной прекрасной книги: «направляющие контейнера», «удалить моечные отходы», «перед разгрузкой открыть», «крюк со стороны разгрузки», «направляющие контейнера». И когда наконец наступила его очередь, он различил подъезжающую, но пока смутно видимую боковую лестницу, продолжая читать: «газосброс не открывать», «при маневрах не толкать», «разгрузка», «срочный возврат», «авторежим». Теперь он выкрикивал слова во все горло, а их провожатый бежал за ним, орал, что он, черт побери, себе думает, а он в ответ читал новые и новые слова на боках вагонов: «калибровка», «срок службы», «загрузочные люки», «срок службы», «загрузочные люки». Он почти уверился, что ему не вскочить на лестницу, но внезапно раскинул руки, как простирающая новые крылья птица, «погрузочного», «контейнер», «с горки не спускать», «грузовместимость», «допустимая длина контейнера 20 футов», ухватился за поручень, вцепился в него, подался к нему всем телом, «штурвалы зафиксированы», «под загрузку», почувствовал сильный толчок в правую седалищную кость, «полезный объем», «арендован», «направляющие контейнера», подтянулся, мощно протолкнул себя вперед вопреки неожиданной центробежной силе, думая, но уже не проговаривая вслух последнюю выхваченную глазами надпись: «Остерегайся контактного…»

Состав снова взревел гудком и набрал полный ход. Все семеро детей теперь стояли на боковых лестницах каждый на своем вагоне, намертво вцепившись в поручни. Темное изнеможение накатило на седьмого мальчика, все еще цеплявшегося за поручень внутренними сторонами согнутых локтей. Свежий ветер бил ему в лицо, и на мгновение он забыл, что должен приглядывать за другими шестерыми. Он забыл, что есть еще шестеро, как и он вцепившихся в поручни, и кто-то из них зажмурился, другие робко улыбались, а две девочки вопили, запрокинув к небу головы, от облегчения, а может, еще от радости, потому что у них получилось, у них все получилось.

Седьмой мальчик вдруг вспомнил про их провожатого, который, запыхавшись, бежал за тормозным вагоном. Мальчик посмотрел назад, заметил, как тот огромными скачками несется за поездом, похожий на перепуганного кролика. Какие-то мгновения мальчику казалось, что их провожатый не выдюжит, отстанет от поезда, больше никогда не явится к ним на гондолу, и он так отчаянно на это понадеялся, что чуть не начал молиться, но вспомнил, что говорил им в первом дворе-отстойнике тот чудной мудрый старикан, что он наказывал им ни за что не молиться никакому богу, пока они едут на поездах. И он лишь закусил нижнюю губу и продолжил наблюдать.

Их провожатый все несся за поездом – на бегу думая про себя «Будь всегда готов», улавливая задворками сознания далекие отзвуки трубящего поутру горна, говоря себе: «Я всегда вскакивал первым, я всегда еще до света был на ногах, сволочи вы поганые», зная про себя, что не умеет ни прочитать, ни написать слова «горн», «трубит» или «побудка», зато его конек догонять поезда, в этом он не знает себе равных. И преодолевая во весь опор последние шаги до кабуза, их провожатый клялся себе, что, как только окажется на крыше гондолы, найдет этого умника, мальчишку номер семь, этого хренова читальщика слов, паскуду такую. И – о-о-о! – как неспешно он будет расправляться с ним, сначала с его разумом, потом с его телом. Он выдавит из его рта все эти умные слова, затем отрежет язык; он заставит его маленькие вострые глазки вдоволь насмотреться ужасов, а потом вышибет их из глазниц; он голыми руками перемесит все его хрупкие косточки, он так разукрасит его смазливое личико, что мать родная не узнает. Наконец, подбежавши уже достаточно близко, их провожатый уцепился за металлический поручень и вбросил себя на подножку,