Вступать в бой и обнаруживать себя раньше времени нам было нельзя. Конечно, я понимал, что вряд ли финны понастроили здесь такую же крутую оборону, как на Карельском перешейке, но нарваться на их посты все равно не хотелось. Увидят, всполошатся, набежит рота лыжников – и привет. Конечно, Кюнсты, с их реакцией, в первые минуты боя запросто положат человек десять из своих самозарядок, но остальные вцепятся в нас бульдожьей хваткой, и о главной цели нашего «рейда» придется забыть. Чего еще ожидать от времени, где все все понимают буквально и воюют всерьез? Это в нашем, переживающем перманентное нашествие орд «эффективных манагеров» (которые считают, что буквально все в этом мире надо развалить, поделить и продать) странном времени вместо нормальных войн какой-то позорный «договорняк» в стиле секса по переписке (с сообщениями по электронной почте, в стиле «господа супостаты, завтра, во столько-то часов по Гринвичу по вашим позициям в таком-то районе будет совершенно неожиданно нанесен ракетный удар, кто не спрятался, мы не виноваты!»), вместо науки, медицины и образования (у «ученых» опять в ходу «теория плоской земли», количество сертифицированных знахарей, колдунов и прочих «народных целителей» местами уже превышает количество дипломированных врачей, а у медленно, но верно теряющих способность писать от руки, думать и говорить детей и подростков главной из способностей считается умение правильно ставить галочки или крестики в нужных местах отпечатанных заранее тестов) – сплошное средневековое мракобесие и шарлатанство, президенты и премьер-министры «мировых держав» – сплошь фрики и педики, а на посты министров обороны назначают «бакалавров истории искусств» или врачей-гинекологов, ну и так далее – можно продолжать до бесконечности. И все это ну никак не располагает к тому, чтобы делать хоть что-то всерьез, пресловутый принцип «так сойдет» там, у нас, победил буквально все. Хотя лишний раз вспоминать про то, что будущее у моих спутников и их потомков будет, мягко говоря, не безоблачное, было не время и не место.

Хвала темпоральному полю, Кюнсты делали свою работу профессионально. Поэтому к полудню, когда мы преодолели явно больше половины расстояния до озера Мятя-ярви, никаких стычек с финнами у нас не случилось. Конечно, нельзя сказать, что противника в округе вообще не было. Но, обнаружив неприятеля, мы затихали а потом уходили в сторону. Один раз увидели примерно в полукилометре от себя цепочку из десятка лыжников. Маскхалаты с поднятыми капюшонами, за спиной винтовки или автоматы «Суоми», курс в направлении, противоположном нашему, на юго-восток. То ли патрули, то ли очередные охотнички на тропе этой войны. Пару раз мы обнаруживали финские «секреты» (отрадно, что каждый раз мы натыкались на них явно до того, как они успевали рассмотреть или услышать нас). Детально разглядеть их было сложно, но один раз вражеский наблюдатель сидел явно на площадке, устроенной в ветвях толстой и чрезмерно разросшейся в стороны сосны. Каждый раз я замечал противника с помощью своего «СНА», но все равно Кюнсты успевали отреагировать на неприятеля раньше меня, и это не могло не радовать.

После небольшого привала, в ходе которого ремонтники и летчица, не снимая лыж, пожевали сухарей и попили водички (кстати, запас харчей у нас с собой был более чем минимальный), мы снова шли, петляя и запутывая следы. Противника мы по-прежнему не встречали.

Спустя пару часов, когда все так же сыплющее нам на голову снег северное небо стало немного темнеть, я наконец-то смог разглядеть в бинокль открывающееся за деревьями впереди нас пустое белое пространство. Похоже, это и было искомое нами замерзшее озеро Мятя-ярви. Теперь можно было потихоньку двигаться вдоль его берега. Однако почти одновременно с этим ко мне подошел Смирнов, доложивший, что видит впереди какой-то источник тепла.

Остановив движение группы и, приказав остальным быть в полной боевой готовности и наблюдать, мы на пару с ним выдвинулись вперед, я активировал «СНА» и действительно увидел впереди нечто розово-размытое. Похоже, облако теплого воздуха или дыма тянулось прямиком из-под земли. А чуть в стороне от него, опять-таки на уровне снега, просматривалась слабая красная отметка, какую «СНА» обычно выдавал при обнаружении человека.

– И что это, по-твоему? – спросил я у Кюнста.

– Скорее всего – блиндаж или дзот.

– Проверим?

Смирнов кивнул. Далее мы пошли на лыжах уже привычным порядком – он впереди, я за ним. В какой-то момент он прислонился к елке и поднял руку. Я, стараясь не запутаться в лыжах, бросил палки на снег и осторожно выставил окуляры бинокля из-за другого дерева.

Сквозь мельтешащий перед глазами снег стало видно примерно десятиметровую траншею, если не полного, то близкого к полному профиля, явно отрытую здесь еще до зимы. Ближний к нам конец траншеи заканчивался пулеметной позицией, где из-под белого то ли чехла, то ли простыни торчал характерный цилиндрический кожух «максима». Поскольку пулемет стоял не на бруствере, а за ним, но все-таки имел щит и колеса, он явно был на дореволюционном, четырехногом станке Соколова. Другой конец траншеи упирался в основание некоего, слегка возвышающегося над снегом то ли холмика, то ли насыпи. Похоже, именно там и была входная дверь блиндажа, из печной трубы которого лениво уходило в небо тепло в виде почти невидимого визуально из-за снега дыма.

Между пулеметной позицией и блиндажом в траншее маячила одинокая фигура в белом маскхалате с поднятым капюшоном и винтовкой за плечом. Явный часовой. Стало быть, хоть нападения они здесь явно не ждут, караульную службу все-таки несут исправно.

Что-то в этом часовом меня сразу же смутило. Приглядевшись я понял, что именно – на его груди висела небольшая прямоугольная сумка из брезентухи цвета хаки. Причем под брезентом внутри сумки просматривалось нечто твердое и гофрированное. Далеко не сразу, но до меня дошло, что это противогазная сумка британского образца. Причем носимая часовым в четком соответствии с требованиями тех же британских уставов.

Ни у одного ранее встреченного мной за трое суток в этих местах финского солдата я ничего подобного вообще не видел. Интересно, на буя ему вообще противогаз? Применение отравляющих газов при отрицательных температурах – вещь не особо реальная в принципе. Относительно морозоустойчивый зарин и прочие «ви-эксы» появятся здесь (а если точнее – то в Дриттенрайхе) лишь через несколько лет, под конец Второй мировой, правда реально их никто и никогда так и не применит (и слава богу!). К тому же против этих нервно-паралитических ОВ один противогаз не очень-то поможет, тут даже не факт, что и полный, армейский ОЗК спасет. Спрашивается – и что, черт возьми, может значить этот противогаз? Конечно, занятный казус, но с некоторых пор я отлюбил подобные непонятки.

– И сколько их там, по-твоему? – шепотом спросил я у Кюнста.

– Человек восемь-десять, включая часового, и, похоже, у них к этому блиндажу протянут полевой телефон, – ответил он скучным тоном бухгалтера. Н-да, людобойство – это, как ни крути, тоже учет.

– Вдвоем справитесь? Только одного нужно обязательно живым. Не знаю, как вам, но лично мне без «опроса свидетелей» дальше идти как-то ссыкотно…