Ну же! Соберись, тряпка!

Ну!

Под шагами за спиной хрустнула ветка.

Кирино сердце всё равно стучало громче.

Две ветки. С чуть-чуть разных сторон.

Влад сошёл с ума? Ломиться через ночные кусты, когда он днём по ровной поверхности едва пару шагов мог сделать?

Кира метнулась навстречу, подхватила.

Он взял её лицо в ладони и взглянул ей в глаза. Долгим, будто что-то ищущим взглядом.

Через его плечо Кира видела высокий тонкий силуэт, который мог принадлежать только Мэй.

«Давай. Она смотрит, и ты хочешь, чтобы она это увидела».

Влад шумно выдохнул Кире в губы и поцеловал. Нежно-нежно-нежно. У неё подкосились бы ноги, если бы она имела на это права. И плевать, что он сейчас думал не о ней. На всё плевать.

Когда? Когда это с ней случилось?

Просто невыразимая идиотка.

я его коснулась кожи, нежной, смуглой и горячей

точно мёд, в бокале чайном разведенный с красным перцем

будет больно, дорогая! — я не плачу, я не плачу,

я хочу такую птицу, на груди, вот здесь, над сердцем

Она не уловила момент, когда поцелуи стали жадными и требовательными. Когда он прижал её к дереву. Она проваливалась в тёмную яму, в чарующий дурман.

Очнулась, когда поняла — услышала — что Мэй ушла.

Отстранилась. Потому что это надо бы было прекратить. Глупо было пользоваться ситуацией.

— Уже всё. Она не смотрит, — сказала как можно равнодушнее. — Ты можешь меня отпустить.

— Кто не смотрит? — пробормотал Влад.

— Майя. Ты не переживай. Со мной — можно. Я всё понимаю.

Влад поддел пальцем Кирин подбородок.

— Не вижу твоих глаз.

И хорошо. Потому что в них стоят слёзы.

— Зачем тебе?

— Потому что я не понимаю ничего.

Играет? Насмехается?

— Кира, причём здесь Мэй? Она обидела тебя? Тем, что сказала у костра? Ты же не вздумала ей поверить?

И ведь опирался на Кирины плечи уже всерьёз, почти повиснув.

— Тебе нужно сесть, — сказала Кира. — Идём.

— Сначала ответь. Ты решила, что я тебя использую? Для того, чтобы заставить её ревновать?

— А разве нет?

Его пальцы впились в её тело до боли.

— Я думал, что ты чуть больше мне веришь. Что ты веришь мне хоть сколько-нибудь.

Нет, боль в плечах — это пустяки. В его голосе её было больше. И совсем не осталось той отчаянной нежности.

Он снова её поцеловал. Жадно, настойчиво, до крови прикусывая губы, не давая и шанса задуматься, вырваться, сказать, спросить…

Он это делал не для Мэй? Не напоказ? Не для того, чтобы утвердить свой прежний статус самого прекрасного мужчины галактики, желанного и победоносного? Из-за самой Киры?

Это уже были не слёзы. Это была истерика, от которой трясло.

…колокольчик — голос ветра — разбудил нас на рассвете

алым, желтым и зеленым дуновением Китая

было больно, больно, больно!.. но, прекрасней всех на свете,

на груди горела птица, никуда не улетая

Верила ли она ему?

Нет, она просто тонула.

Верил ли он себе сам?

Да кто же может ответить?

Но он не отпускал, не отпускал, не отпускал…

Эта ночь сплелась клубком змей, извивающихся и шипящих, трепещущих длинными раздвоенными язычками. Опасный яд, смертельная доза.

Завтра просто не будет, не наступит, никогда-никогда, никогда…

Как и когда они вернулись к костру, Кира не заметила. Всё, что сейчас существовало в этом мире, это — возможность касаться, обнимать, целовать, чувствовать, даже понимая, что всё это в первый и в последний раз, что вся дальнейшая жизнь будет только тенью, только отблеском несбывшегося.

Наверное, на них все смотрели. Но теперь это было не так уж и важно. Что-то про урвать у судьбы кусочек счастья, незаслуженного, чужого. Ну один раз в жизни можно ведь, отчего нет?

— Если бы я мог, я бы украл тебя, — шептал Влад. — Украл и утащил далеко-далеко. Где нет всех этих людей. Никого кроме нас.

— Ты можешь, — усмехнулась Кира. — В любой момент.

То, что это было неправдой, тоже пока не имело значения. Их слушали. На них смотрели. Если это заставляло глаза Влада так сиять, пусть будет. В конце концов, может Кира взять и воспользоваться ситуацией раз в жизни?

— Каким образом? — криво усмехнулся он. — Вряд ли я смогу подхватить тебя на руки и унести в закат?

— До заката далеко, — сказала Кира, поднимаясь с его колен. — Ты можешь мне просто сказать. И я украдусь.

Она протянула руку, в которую он тут же вцепился.

Гравикресло стояло на дорожке, в стороне от поляны. До него было не очень далеко, до номера, в котором они остановились — гораздо дальше. Влад не добрался бы своими ногами. Пока ещё нет. Но — совсем скоро сможет.

Самым сложным была необходимость что-то говорить, переводить искрящее в воздухе осенней ночи напряжение. Но выдержать молчание во время этих минут пути оказалось и вовсе невозможно.

— Ты думаешь, я тебя использую? — спросил Корнилов, когда Кира встала на подножку за спинкой кресла, и он не мог больше видеть её лица.

— Нет, — Кира уверенно положила ладони ему на плечи. Врала, ну и что?

— Думаешь. Что дразню Мэй. Что демонстрирую всем окружающим счастливую личную жизнь.

— Нет.

— Ну и зря…

— Почему же?

— Потому что я тебя всё-таки использую. Просто не в том смысле… Пользуюсь своим особенным положением и твоей природной преувеличенной эмпатией. Ты же не способна хоть в чём-то отказать калеке. Ты же… — голос его дрогнул, и продолжения фразы Кира так и не узнала.

Влад набрал что-то на панели управления, и они покатились по освещённой оранжевыми фонарями аллее.

— А что думаешь, если не это?

В голосе его звучала горечь, насколько Кира научилась распознавать невыразительные его интонации.

— Что это я тебя использую. Твою слабость. Твою благодарность. Твою ко мне привычку. Потому что Майя права — если бы не всё вот это, фиг бы когда мне удалось отхватить такого мужика.

Она надеялась, что это прозвучит шутливо, но, увы, не настолько владела собой.

Совсем не владела, если быть откровенной