«Я знаю, что Бог есть, и я вижу, что надвигается буря;

Если у него есть место для меня, я считаю, что я готов»{473}.

Кеннеди пришлось надавить на Хрущева во время их встречи в Вене, чтобы достичь соглашения по Лаосу. Сначала Хрущев поддел своего американского коллегу по поводу определенных событий из истории холодной войны, заметив, что Кеннеди «прекрасно знал, что именно правительство США [во главе с Эйзенхауэром] свергло Суванну Фуму»{474}. Кеннеди допустил такой вариант. Он ответил: «Говоря откровенно, политика США в этом регионе не всегда отличалась благоразумием»{475}. «Однако, – продолжил он, – теперь Соединенные Штаты заинтересованы в том, чтобы Лаос был таким же нейтральным и независимым, как Камбоджа и Бирма». Хрущев заметил, что он придерживается такого же мнения{476}.

В тот момент он был настолько же изумлен разворотом политики США в отношении Лаоса на 180º, насколько военные советники Кеннеди и ЦРУ были разочарованы. С оттенком сухой иронии он сказал Кеннеди: «Похоже, вы переняли советский политический курс и назвали его собственным»{477}. Критики Кеннеди хмуро с этим согласились. Что касается Кеннеди, он с облегчением отметил, что хотя бы в одном месте на земном шаре – Индокитае – он и Хрущев договорились о мире.

Кеннеди немедленно отдал приказ своему представителю на Женевской конференции, Авереллу Гарриману, воспользоваться моментом и разрешить кризис в Лаосе мирным путем. Он позвонил Гарриману в Женеву и прямо заявил: «Вы все поняли? Я хочу урегулировать ситуацию в Лаосе путем переговоров. Я не хочу вводить туда войска»{478}.

Так или иначе, ввод войск по-прежнему оставался требованием Объединенного комитета начальников штабов к президенту, причем не только в отношении Лаоса, но и в отношении бывшей французской колонии на ее восточной границе, Вьетнама. Что сейчас повышало значимость Вьетнама в администрации Кеннеди – это позиция президента по Лаосу. До того, как закончились первые шесть месяцев правления Кеннеди, сформировалось мнение, что в условиях холодной войны он уже «потерял Лаос», присоединившись к Советскому Союзу для поддержки коалиционного правительства с участием коммунистов. Вследствие этого на него стали все сильнее давить с требованием «спасти Южный Вьетнам», введя войска США, которые он отказался отправить в Лаос. Однако антикоммунистическое южновьетнамское правительство, которое Кеннеди должен был спасти, само по себе представляло проблему.

Через три дня после того, как Кеннеди был избран президентом США, 11 ноября 1960 г., президент Южного Вьетнама Нго Динь Зьем чуть не лишился своей должности в результате военного переворота при поддержке популистов. Неудавшаяся попытка переворота в ноябре 1960 г. стала предвестником успешного переворота в ноябре 1963 г., в результате которого Зьем и его брат Нго Динь Ню погибли. Загнанный в угол, в обоих случаях имея лишь небольшой отряд президентской гвардии, хитрый и деспотичный правитель в ноябре 1960 г. вел долгие переговоры с повстанцами, окружившими его дворец, чтобы дать время подойти лояльному ему бронетанковому батальону. Затем командиры подоспевших вовремя танков развернули пушки против мятежников и рассеяли их{479}. Попытавшись вновь использовать эту стратегию в 1963 г., Зьем столкнулся с более опытными лидерами переворота, которые приняли твердое решение не повторять ошибки трехлетней давности. Но в 1960 г. Зьем пережил переворот и подтвердил свой контроль над Южным Вьетнамом. Заявив о пересмотре линии правления, он продолжил следовать авторитарному курсу, полагаясь на поддержку США в противостоянии с противниками-демократами и коммунистическим партизанским движением.

В «документах Пентагона» описывается особое обязательство США в отношении Вьетнама, которое существовало, когда Кеннеди стал президентом. В отличие от других стран Юго-Восточной Азии, Вьетнам был, «по сути, творением Соединенных Штатов»{480}, как и руководство страны во главе с Нго Динь Зьемом:

«Без поддержки США Зьем почти наверняка не смог бы консолидировать власть на юге страны в 1955–1956 гг. [Сенатор Джон Кеннеди под влиянием проводимой политики холодной войны и первого впечатления от Зьема как настоящего борца за независимость Вьетнама был в США одним из сторонников правительства Зьема].

Без угрозы вмешательства США Южный Вьетнам не смог бы отказаться даже обсуждать выборы, которые были назначены на 1956 г. в рамках Женевского соглашения, не рискуя быть немедленно захваченным армией Вьетминя.

Вне всякого сомнения, без американской поддержки в последующие годы режим Зьема, как, скорее всего, и независимый Южный Вьетнам, не смог бы существовать»{481}.

На фоне создания американцами Южного Вьетнама как оплота борьбы с коммунизмом (с участием Джона Кеннеди) решение президента Кеннеди весной 1961 г. о нейтралитете соседнего Лаоса повергло Зьема в шок. Он воспринял новый политический курс Кеннеди в Лаосе как угрозу существованию собственного правительства. Кеннеди попытался успокоить Зьема, поручив вице-президенту Линдону Джонсону в мае 1961 г. встретиться с ним наряду с другими союзниками по антикоммунистическому блоку в Азии, которые были встревожены поворотом политики Кеннеди в сторону нейтрализации. Письменный отчет Джонсона президенту был полон упреков в проводимой им политике. По мнению Джонсона, решение о нейтралитете Лаоса имело губительные последствия:

«Безусловно, степень влияния этого решения в каждой стране была разной, но Лаос породил общие сомнения и озабоченность относительно намерений США в Юго-Восточной Азии. Никакой успех в Женеве не мог сам по себе развеять эту обеспокоенность. Независимые азиатские страны не хотят, чтобы решение их собственной проблемы статуса происходило аналогичным образом в Женеве.

Лидеры стран, такие как Зьем, Чан [Кайши, Тайвань], Сарит [Таиланд] и Айюб [Хан, Пакистан], в той или иной степени понимают, что мы делаем “хорошую мину при плохой игре” в Женеве. Их благожелательность в суждениях этим и ограничивается…

Наша миссия [Джонсона] приостановила падение доверия к Соединенным Штатам. Но, на мой взгляд, это не привело к его восстановлению. Лидеры стран были, насколько это возможно, откровенными, вежливыми и учтивыми, заявляя со всей определенностью, что поступки должны достаточно быстро следовать за словами.