Аяк появился почти сразу. Он шёл ко мне расслабленно, держа в одной руке щит с бронзовым копьём, а в другой длинную дымящуюся трубку, которую прикладывал ко рту каждые три шага, втягивая дым в лёгкие. За ним следовал небольшой, всего в сотню человек отряд. Каждый из воинов был вооружён по самой последней лагриканской военной мысли. Остановившись в двадцати метрах от меня, бойцы встали словно вкопанные, образовав вогнутое полукольцо. Сам Аяк передал свою трубку одному из сопровождающих, который аккуратно положил её в небольшую кожаную сумку на поясе, после чего император встал в боевую стойку.

Я посмотрел в небо. Над головой собирались тяжёлые свинцовые тучи, грозящие низвергнуть на нас тонны воды. И так промозглая погода была не самой приятной, а с дождём и вовсе исчезнут надежды на хороший день.

Как бы то не было, но я также изготовился к бою, вторя жестам юного императора. Оголённый по пояс он выглядел слабым, будто бы не способным для противостояния со мной. Я прошёл далеко не одну схватку и до сих пор остался с головой на плечах, а потому имел значительное превосходство в навыках и боевом опыте, пусть стиль такого боя был для меня не столь привычным. Сам же Аяк был слишком молодым и неопытным, но даже так я не собирался быть слишком высокого мнения о себе. Всё же, даже самый неопытный и внешне слабый воин мог использовать незнакомые мне финты. Я посмотрел в глаза лагриканца, что выглядывали из-за кромки его бронзового щита. Что я в них увидел? Ничего, кроме одурманенного безразличия в его взгляде не было видно.

Сигнала к началу битвы не было, да нужды в нём не было. Мы оба знали и прекрасно осознавали, что с этого поля выйдет только один. Аяк в несколько быстрых шагов сократил дистанцию, нанеся молниеносный удар, желая пробить мою незащищённую голову. Копьё засвистело, пронзая воздух, но так и не достигло цели. Я ожидал этого удара и просто дёрнулся вперёд, подбивая оружие Аяка снизу щитом. Такой лёгкий финт не раскрыл защиты императора, и он просто отступил назад, продолжая закрываться щитом. На его лице появилась слабая улыбка, будто он не хотел напрягать даже мускулы своего лица.

- У нас был с тобой договор, Аяк. Не стоило тебе его нарушать.

- С захватчиками не может быть договоров!

Лагриканец ударил сверху, пытаясь достать шею закрытой за кромкой щита. Вновь мимо, ведь я вовремя поднял свой щит, отводя удар в сторону и сразу же контратаковал. Моё тяжёлое копьё гулко врезалось в металл щита Аяка. Выпад оказался мощным и спасая свою жизнь лагриканец отскочил назад. Он удивлённо посмотрел на серьёзную вмятину на своём щите, что лишь чудом не стала сквозной дырой. На мгновение в его глазах промелькнул страх, всего лишь на мгновение, почти сразу же сменившись на ставшее уже привычным дурманное безразличие. И всё же этого мгновения мне было более чем достаточно.

Я вынул руку из ремней, которыми мой щит крепился к руке и отбросил тот в сторону. В это время император кружил вокруг меня, продолжая прикрываться помятым щитом. Сам же я обеими руками схватился за рогатину и поучаствовал в себе пламенную уверенность, сразу же бросившись в атаку.

Пользуясь тяжестью оружия в своих руках, нанёс несколько быстрых уколов в щит лагриканца, не с целью убить его, а сколько напугать. Крепкая сталь с лёгкостью пробила бронзу, оставив сквозные дыры. Аяк всё понял и быстро отступив на несколько шагов назад, незамысловато метнул в меня своё оружие. Оно летело столь медленно, что я мог бы с лёгкостью перехватить его в полёте и отправить обратно адресату, но заместо просто отшагнул в сторону, не отрывая от Аяка взгляд.

Юный император также сбросил свой щит и потянул из ножен на своём поясе два длинных узких кинжала, длина которых едва не достигала полуметров. Кинжалы были без гарды и хоть какой-то защиты кисти, а клинок был прямым и обоюдоострым, с небольшим долом и маленьким кровостоком у самой рукояти. Но странным было не это. Странным был цвет металла, который был совершенно точно сталью. Я бы мог посчитать, что кто-то из моих кузнецов торговал «налево» стальным оружием, но форма была непривычной для суров. Можно было бы предположить, что это работа лагриканских мастеров, но она была слишком чистой для кузнецов аборигенов, никогда раньше не сталкивающихся с таким металлом ранее.

Туземец, крутанув кинжалами в ладонях и рванулся в атаку. Он был яростен и быстр, нанося множественные удары, особенно никуда не целясь, просто пытаясь достать меня. Разогнанное дурманом тело позволяло императору повысить скорость движений и реакцию, но практически полностью убирало инстинкт самосохранения, оставляя его где-то на самых дальних затворках сознания. Аяк продолжал резать воздух своими ударами, словно был не воином, а мельницей. Его отлично заточенные кинжалы не успевали, но жадно пытались прорезать мою плоть. Впрочем, Аяк был слаб. Он точно не был воином и попусту тратил свои силы, тогда как я, пройдя десятки боёв и лично лишив жизни сотни человек, отлично отточил каждое своё движение, чувствуя в бою каждый мускул, каждый нерв, скрытый под кожей. Я постоянно уворачивался, в открытую усмехаясь над противником. Этого слабого человека, скрывающего свой страх за дурманом, я боялся всего несколько минут назад, но сейчас опасности от него не ощущалось от слова «совсем», ведь он даже не пытался защищаться, полностью открыв свой корпус для атаки. Я забавлялся и веселил окружившую нас толпу, которая наблюдала за жалкими попытками императора победить в заранее проигранном бою.

В один момент мне надоело постоянно уворачиваться от слабых ударов Аяка и я ударил его древком копья в лицо. Просто с силой толкнул, будто делая жим от груди. Император пропустил этот удар и толстое древко впечаталось в его нос, разрушая хрящ. Аяк рухнул на спину и его грудь стала заливать кровь, стекающая под каплями зарождающегося ливня стекающие вниз. Парень попытался подняться на ноги, но я ударил его «пяткой» копья прямо в открытое солнечное сплетение, выбивая из лёгких воздух. Император стал задыхаться, сипеть и пытаться втянуть хоть немного воздуха в лёгкие. Его одурманенное сознание рвалось в бой, но тело, скованное болью, не позволяло сдвинуться с места. Император попытался поднять свои кинжалы, но пинком ноги я выбил оружие из одной руки, а вторую пришпилил к земли широким наконечником