на вывеске вместо грудастой красавицы и птицы теперь красуются обручальные браслеты. Когда клиент приходит туда и выбирает девушку, их обоих ведут в соседнюю комнату, где сидит архонт. Самый настоящий. За один креф он проводит обряд бракосочетания, чтобы последующая ночь по всем законам Кантамбрии могла считаться брачной, а потому ни о какой проституции тут уже не может идти и речи. Утром этот же архонт разрывает узы такого брака по причине того, что «невеста не была невинна», и клиент удаляется восвояси. По закону никаких Миртовых домов в Кантамбрии нет, а на деле… Откуда тебе это всё уже известно? Мой племянник? Вот это новости. И часто Лаэтан посещает подобные заведения? И Четта знает, куда пропадает её сын дважды в неделю? Хм, я мог бы и догадаться, что Аэлис его прикрывает. Думаешь, его прозовут Многоженцем? Что же, похоже, нам с его матерью предстоит интересный разговор. Ладно, я пошутил. Да, я иногда шучу, хотя и скверно. Меня его похождения вообще не касаются. Налить тебе ещё?

Знаешь, я не склонен к излияниям души, но я не люблю своего брата, и я этого совсем не стыжусь. Его не за что любить, ты и сама это знаешь. Эрнан наглый взбалмошный самодур, а Четта… Скажем так, я не удивлен. Когда их обручили, он был задирист, отважен, красив, настоящий сорвиголова, по крайней мере в её глазах, она же не знала его так, как знал его я, и выросла она в изоляции трудами своих родителей, что в значительной степени сказалось на её умении разбираться в людях. Рыцарь, пират, разбойник – все книжные герои девичьих мечтаний в одном лице. Конечно, она влюбилась в него сразу, как только увидела. Жаль, что она не может похвастаться взаимностью, хотя брат и играет с ней в любящего мужа, любовь и верность. Остаётся надеяться, что ему это не надоест, особенно сейчас, когда его нога гниёт, а всё его сознание сосредоточено на боли.

Знаешь, до их приезда на свадьбу Вечеры мы общались всего один раз за тот год. Причины на это есть. Не спрашивай – это неважно!.. Извини. Нет, я бываю резок. Знаю, Эрнан и Четта вырастили тебя, и каким-то образом ты даже можешь считать их за своих мать и отца, и я уважаю тебя за то чувство благодарности, которое ты, возможно, испытываешь к ним, но лично мне не за что их благодарить. Всё, что у меня есть, всё, чего я добился, – я добился сам без их участия. Своим трудом и умом. Не скрою, иногда мне приходилось хитрить. Место во дворце не дадут кому попало, и да, возможно, кто-то посчитает мои достижения спорными, но я, что уж греха таить, горд тем, что я сделал. Я не знаю этого жеста. Что он означает? Нет, я не думал всё бросить и завести семью, и мне не одиноко – я всегда работаю. Мне некогда скучать. А ночью я сплю, знаешь ли. Жениться? Я не хочу идти в Дом невест, я прибыл сюда не за этим. Тебе это не будет интересно. Эй, ты куда? Не надо нести сюда фрукты. Роса?

– Я не помешала?

Сальвадор обернулся. За его спиной стояла бледная, уставшая хозяйка виллы.

– Вижу, ты подружился со служанкой. Помню, в прошлый раз, когда мы приехали в Туренсворд, ты её напугал, а теперь она бегает за тобой, как хвостик.

Казначей прищурился из-за бившего по глазам яркого солнечного света, выглядывавшего у неё из-за плеча.

– Я нравлюсь людям, – с горькой иронией ответил Сальвадор.

– И особенно девушкам, от которых ты убегаешь.

– Как видно, не всем.

Четта села в соседнее плетёное кресло напротив застёгнутого на все пуговки, от пояса до подбородка, в глухой, как футляр, казначейский сюртук человека. Во внутреннем дворике Виллы де Валента в этот час никого не было, только надутые голубки сидели вдоль фонтана, будто подслушивая людей.

– Как брат? – вопрос Сальвадора прозвучал с подчёркнутым равнодушием, но от слуха Четты не ускользнула нотка кроющейся за ним озабоченности.

– Фермин дал ему снотворное. Он проспит не менее трёх часов. Как ты добрался? – спросила она, сложив тонкие руки на коленях. Измученное бессонницей лицо было серым. Усталые глаза с грустью, но и с искренней заботой смотрели на собеседника.

Будто почувствовав внезапную опасность, исходящую от её взгляда, Сальвадор положил ногу на ногу и скрестил руки на груди, словно закрытая поза была его лучшим оружием против этого вторжения.

– Не стоит. Весь этот этикет тут лишний.

– Если бы я соблюдала кантамбрийский этикет, – не согласилась Четта, – я бы тебя поцеловала.

– Спасибо, что в этот раз ты решила не вторгаться в моё личное пространство.

– Научилась на ошибках. Не хотела второй раз поцарапаться о твои шипы.

Тонкие губы Сальвадора скривила кислая ухмылка.

– Я живу в месте, где шипы необходимы, чтобы выжить.

Четта внимательно посмотрела в землистое лицо казначея, губы тронула грустная добрая улыбка.

– Время идёт, а ты не меняешься.

– Зато ты изменилась.

В его холодной интонации Четта услышала всё, что могло оскорбить женщину её возраста в не самый лучший момент её жизни.

– Если тебе комфортнее с шипами, пусть так, но пускать их в ход совсем не обязательно. В Кантамбрии у тебя нет врагов.

– Может быть, и нет, но так мне спокойнее.

Она молча ждала извинений, но, так и не дождавшись, кивнула в знак согласия с собственными выводами на этот счёт.

– Что же? Возможно, ты и прав. Я знаю, что выгляжу сейчас не лучшим образом. Из-за Эрнана я почти не сплю. Было бы странно выглядеть при этом красавицей, если бы я только не была ведьмой.

– Что говорит Фермин? – с пронизывающим холодком поинтересовался Сальвадор.

– Настаивает на ампутации.

– А Эрнан?

– Что пырнёт Фермина ножом, если он приблизится к его ноге.

– Боги, – возвёл глаза к небу хранитель казны, – просто усыпите его и отрежьте её. Когда всё закончится, Эрнан только глотку надорвёт от крика, а когда ему станет легче, ещё наградит лекаря золотым перстнем с сапфиром размером с куриное яйцо. За чем дело встало?

– Сегодня ему стало хуже. Боль усилилась, гангрена уже дошла до лодыжки и стала распространяться быстрее.

– Я могу спросить совета у Гарая. Сын Корвена остался придворным лекарем, и, говорят, он в хороших отношениях с алхимиком Теабрана. Он может выяснить, чем Гарпия отравила Эрнана.

– Мы знаем. Это Сонный Пурпур и Черноцвет, противоядия нет.

– Брату сказали?

– Да.

– И он всё равно не хочет избавиться от ноги? Что же, я знал, что Чернильной Руке не чуждо сумасбродство, но самоубийцей я его не считал.

Четта вздохнула.

– Роса сказала, что ты ещё не распаковал свои дорожные сумки. Почему?

– Я не собираюсь оставаться на Вилле надолго.

– Мне казалось, ты говорил, что на юг тебя отправили на несколько недель. Что-то изменилось?

– Нет, но в моих планах остановиться на постоялом дворе у набережной, потому и не имеет смысла сейчас разбирать мои вещи.

– Брось, Сальвадор, – всплеснула графиня руками, – ты же не бездомный, чтобы жить где попало.

– Комната за десять серебряных сибров в день, которые мне ссудила королева Иммеле, едва ли входит в определение «где попало». У меня будет даже личный слуга.

– Чем же тебе не подходит твой собственный дом? Здесь тоже полно слуг. Я могу приставить к тебе любого из них.

– Дело не в слугах, – повертел головой Сальвадор. – Мне слишком тесно рядом с раздутым эго Эрнана.

– Это не смешно.

– А разве я смеюсь? Он распорядился поселить меня в бывшей комнате для слуг вместо той, что когда-то была моей, разместив там графа Урбино с его бастардом.

– Так дело в этом?

Тонкие серые пальцы застучали по принесённой им папке из травленой кожи с документами, что лежали на столе.

– Нет. В Туренсворде я живу в гораздо более скромных условиях, к тому же я уже не ребёнок, чтобы обижаться на подобные шутки. Нет. У меня есть гораздо более весомые причины не любить Виллу, чем эта мелкая пакость, и тебе о них прекрасно известно.

– Ты снова сбегаешь.

– Здесь для меня слишком враждебная обстановка.

– Эрнану сейчас не до тебя.

– Я говорю