В целях дополнительной предосторожности предусматривалась вероятность работы Франца и Бека на рации под контролем германской контрразведки. Парашютисты могли сделать вид, что согласились с предъявленными требованиями, но при этом должны были подать сигнал тревоги. Над его выбором офицеры внешней разведки ломали голову не один день. Решение пришло неожиданно и как бы само собой. Так бывает после длительного напряжения и сосредоточения умственных сил на одной-единственной, самой важной задаче.

— Александр Михайлович, — обратился один из офицеров к Короткову, — а что, если у радиста дрогнет рука и он невольно собьется, а затем повторит текст? Бывает же такое.

— В этом что-то есть. Давайте порепетируем и посмотрим, как это будет выглядеть.

Опыт прошел удачно, и все смотрелось вполне естественно; дрожание руки легко объяснялось проявлением волнения из-за большой психологической нагрузки. Сигнал тревоги, таким образом, должен был выглядеть как повторение Францем и Беком нескольких отдельных групп зашифрованного текста. В одном случае это делалось в первой половине радиограммы, в другом — во второй.

Надлежало снабдить Франца и Бека необходимыми документами. На подлинные немецкие документы рассчитывать не приходилось, но в достатке имелись различные трофеи, вплоть до незаполненных чистых бланков, которые можно было использовать в качестве образцов и как надежный исходный материал. Конечно, и при этом придирчивая проверка могла раскрыть искусственный характер бумаг, удостоверяющих личность парашютистов. Но для этого требовались какие-то особые, из ряда вон выходящие обстоятельства и обращающее на себя внимание поведение «солдат-отпускников». Предполагалось, что до этого не дойдет и документы смогут выдержать обычный контроль. Да и кто станет разглядывать под лупой солдатский «аусвайс». Но, увы! Те, кто готовил нашим агентам документы, не все знали о порядке учета и хранения германской документации, и это обстоятельство сыграло позднее свою роковую роль.

Осенью 1942 года наши разведчики захватили германскую инструкцию, из которой следовало, что лица, самовольно отлучившиеся из воинской части вермахта, немедленно брались на особый учет. Полевая жандармерия Германии опубликовала список подобных военнослужащих, и среди них значился Роберт Барт. Следовательно, его могли заранее разыскивать как дезертира. Методика поимки последних сводилась к следующему: устанавливалось дополнительное наблюдение по месту жительства за самовольно отлучившимся военнослужащим. Слежка велась и за женой дезертира, с которой он, как показала практика, постарается обязательно встретиться.

Это обстоятельство выпало из вида при подготовке Бека, а когда о нем узнали, было поздно — курьер находился в Берлине.

Пока же обучение Франца и Бека шло своим обычным чередом. Бек познакомил своего напарника с правилами и обычаями поведения рядового состава германской армии, о чем А. Хесслер имел весьма приблизительное представление. Теперь он не допустит в таком простом на первый взгляд вопросе ни малейшей оплошности.

Для Франца было подготовлено задание, предусматривавшее его проникновение в Берлин под видом рядового вермахта и установление по паролю связи с членами организации Корсиканца. В дальнейшем ему следовало организовать устойчивую радиосвязь с Центром, пользуясь своим шифром. Если по какимто причинам это не удастся, можно было прибегнуть к услугам Бека, имевшего самостоятельную, новую рацию и собственный код. Но это лишь на самый крайний случай, когда Франц исчерпает все свои возможности.

План-задание для Бека утверждалось лично Берией. Начальник 4-го управления НКВД П.А. Судоплатов считал, что военнопленный Р. Барт, предназначенный для заброски в немецкий тыл, является его компетенцией, на худой конец — эту операцию следовало проводить совместно 1-му и 4-му управлениям НКВД. Поэтому подготовленный при самом активном участии Судоплатова план-задание был доложен наркому за подписью Фитина и Судоплатова. В нем ставилась задача: Беку в форме унтер-офицера прибыть в Берлин под видом командированного в одно из центральных учреждений с официальным пакетом. В Берлине он переходил на нелегальное положение. Главная цель — непосредственная радиосвязь с Москвой. Он был снабжен портативной радиостанцией, упакованной как груз особого назначения и запечатанной официальными печатями. Посылка имела тот же адрес, что и якобы официальное письмо. Это был дерзкий и смелый замысел, успех которого гарантировался полной внезапностью для противника и точным совпадением с подлинниками воспроизведенных печатей.

Решив эту часть задания, Бек должен был приступить к сбору сведений о политико-моральном состоянии населения Берлина, выяснить его реакцию на бомбежки союзной авиации. Попутно следовало определить, насколько они эффективны и поражают ли военные объекты. В качестве источников рекомендовалось использовать лиц, с которыми пришлось бы вступать в контакт, а также собственные личные наблюдения. Каких-либо явок в Берлине Беку не давалось. Этот вопрос предполагалось решить в дальнейшем с учетом достигнутых им результатов.

В первой декаде августа 1942 года Франц шел по улицам Берлина, которые он не видел почти десять лет. Когда-то близкий ему город превратился в чуждое нагромождение каменных громад. Следы бомбежек скрыть было трудно. Но снаружи все было аккуратно прибрано, пробоины заделаны фанерой, мостовая выровнена. Пока властям удавалось сохранить видимый порядок, но так ли все гладко было в душах берлинцев? На Волге в районе Сталинграда в то время развернулась невиданная в истории битва. Франц, опытный журналист и пропагандист, уловил, что германские дикторы при слове «Сталинград» невольно сбивались с привычного для них мажорного тона и в их радиосообщениях чувствовалась тревога.

Франц по паролю установил контакт с Идой — Элизабет Шумахер, которая свела его с Харро Шульце-Бойзеном, Гансом Коппи и графиней Эрикой фон Брокдорф. Не осталось свидетелей и документов, запечатлевших эти встречи, но нетрудно себе представить, какую радость испытали антифашисты-подпольщики при виде посланца Москвы, какие вопросы они ему задали и о чем спрашивал он их. С квартиры Эрики фон Брокдорф Франц попытался по рации Кляйна связаться с Москвой. Действуя в строгом соответствии с инструкциями и по имеющемуся расписанию он тем не менее не был услышан Центром, да и сам не смог принять его позывные.

— Ну как, что слышно? Поймал ли Москву? — поинтересовался Кляйн у своего более опытного товарища.

— Ничего не слышу. Надо подумать, в чем дело. Как бы там ни было, пока позволяют обстоятельства, будем вызывать Москву.

3-го и 31 сентября рацию Франца, наконец, услышали в Центре, но наладить двустороннюю связь с ним так и не удалось. Счастье так и не улыбнулось Францу и берлинским антифашистам. Чиненая и перечиненая радиоаппаратура, по-видимому, была не в силах одолеть огромное пространство невидимого эфира и зацепиться за приемное устройство за много тысяч километров от Берлина.

Несколько больше повезло Беку, который 9 сентября сообщил в Москву, что без приключений одолел дорогу и прибыл в пункт назначения. Успеху во многом способствовали партизаны, которые обеспечили «зеленую улицу» парашютистам до железнодорожной станции, где они сели в эшелон, отправлявшийся в Германию. Продовольственные карточки, которыми был снабжен Бек, оказались в Берлине недействительными. Возможно, были просроченными или их заменили за это время на другие. Парашютист пожаловался, что для жизни в столице Третьего рейха требуется много денег. Просил подтвердить получение радиограммы.