— Хорошо, — внезапно вслух произнесла Ольга, — я сделаю это. Но не сейчас… Не сегодня. У нас еще есть дни, есть время.

— Как скажешь, — спокойно откликнулся он, — я готов ждать.

— Отвези меня в отель, пожалуйста…

У отеля они еще долго целовались в машине, потом возле машины, потом возле входных дверей…

— До завтра, — наконец достаточно твердо сказала Ольга, — я сама позвоню тебе.

— Вечером?

— Вечером. Завтра я еду в Нормандию. Не знаю, во сколько вернусь.

— Я буду ждать.

— Спокойной ночи.

Она поднялась в свой номер и первым делом посмотрелась в зеркало. Увидела себя во всей красе: смятое платье, распухшие губы, лишенные помады, растрепанные волосы… Хороша, нечего сказать! И это она, взрослая, почти сорокалетняя женщина, зажималась в машине с молоденьким мальчиком, словно школьница…

— Ну и что! — громко сказала Ольга своему отражению. — Я же в Париже! И он мне нравится.

«Париж? Или этот мальчик?» — ехидно спросило отражение. Наверное, это очнулась, шокированная Ольгиным распутством, ее правильная половина.

— Оба! — тряхнула головой Ольга. — Будь что будет, я решила.

И, не оборачиваясь на зеркало, гордо прошествовала в душ.

Утром тот же хорошенький автобус увез Ольгу и ее группу из Парижа в Нормандию. Весь день они колесили по Франции, увидели Руан, Онфлер и шикарный Довиль. На пляже Ольга пожалела, что не взяла с собой купальник: вода была прохладная, но многие купались. Еще бы! Такой шанс искупаться в Ла-Манше! Ольга лишь помочила в нем ноги. Несмотря на потрясающие красоты всех увиденных ею мест, она думала лишь о том, когда же они вернутся обратно, в Париж…

Увы, в Париж их группа вернулась лишь поздно вечером: попали в пробку перед туннелем, почти на самом въезде в город. Поднявшись в номер, усталая и расстроенная, Ольга первым делом написала Саргису о том, что сегодня, видимо, они не встретятся. Он перезвонил моментально, как только ей пришел отчет о доставке эсэмэс.

— Что случилось?

— Привет. Ничего, просто я очень устала. Только приехала.

— И все? — ей показалось, что он сказал это с неким облегчением. — Тогда не страшно, Ольга. Я все понимаю. Как тебе поездка?

— Великолепно, — искренне ответила она, — ты живешь в прекрасной стране, тебе невероятно повезло. Особенно меня потряс Довиль.

— Да, там очень красиво, — согласился Саргис, — а что у тебя завтра?

— Завтра? — Ольга метнулась к столику, взяла программу экскурсий, — завтра Люксембургский сад, обед в ресторане… А вечер свободный.

— Хорошо, — ей показалось, что он улыбается, — тогда до завтра? Напиши мне, как только освободишься.

— Напишу, — выдохнула Ольга, — договорились.

Гуляя по Люксембургскому саду, рассеянно слушая гида, Ольга вдруг четко осознала, что она влипла. Все ее мысли были только о нем. Об этом милом французском (или армянском?) мальчике. О его руках, губах… Наваждение? Она влюбилась? Что это? Это Париж…

Он ждал ее внизу, у отеля. Открыл дверцу машины, помог сесть. Они поехали. «Почему мы молчим? — думала Ольга, — так странно. Мы оба знаем, куда едем, знаем, зачем едем. И молчим».

— Ты боишься? — нарушил он тишину.

— Боюсь, — честно призналась Ольга.

— Не бойся, все будет хорошо, обещаю.

Он остановил машину возле какого-то отеля. Ольге на один только миг вдруг стало невыносимо стыдно и даже немного противно: вот ее, взрослую женщину, привезли в номера, как какую-то…

— Пойдем? — оказывается, Саргис уже вышел и ждал ее перед открытой дверцей. Она молча протянула ему руку и вышла из машины.

В холле чужого отеля, слава богу, людей не было. Когда Саргис пошел к стойке регистрации, Ольге захотелось бежать отсюда. Ей казалось, что девушка за стойкой прекрасно знает, зачем они здесь, а ее улыбка как будто говорила Ольге: «Ну-ну, мадам, все понятно!» Ольга вздрогнула и поежилась, словно от холода.

Саргис отошел от стойки и, взяв Ольгу за руку, потянул за собой. В маленьком лифте они поднялись на четвертый этаж, он открыл дверь небольшого номера. Когда они вошли внутрь, Ольге сразу бросилась в глаза огромная кровать, занимавшая почти все пространство. Ольге стало неловко. Так неловко, что она даже сделала невольное движение в сторону двери. Саргис, видимо, что-то понял, потому что внезапно схватил ее и прижал к себе.

— Все хорошо, все хорошо, — шептал он, гладя ее по голове, — не бойся, прошу тебя…

А потом… он развязал лямки ее сарафана, и легкая ткань соскользнула на пол. Ольга зажмурилась. Закрыла лицо руками.

— Ты такая красивая…

Он раздел ее, разделся сам, мягко опустил Ольгу на простыни… Его руки были везде, потом их сменили губы… Над Парижем медленно сгущались сумерки, и в этих сумерках Ольга услышала чей-то тихий стон. Потом поняла с удивлением, что это ее стон.

— Мальчик мой, нежный, хороший мальчик… — кажется, она произнесла это вслух. А он и вправду был нежен… такой молодой, такой хорошенький… В ту ночь Ольга умерла второй раз. Первый был там, на башне, когда он просто стоял, уткнувшись ей в шею, а второй раз — в этом душном номере чужого отеля, когда он был в ней, ее милый французский (или армянский?) мальчик. Все хорошо… все действительно было очень хорошо. В ту ночь Ольга Владимировна Лесковская, взрослая женщина, не занималась сексом. Она занималась любовью. А это две большущие разницы для тех, кто понимает.

Потом они курили, выпуская дым в окно: курение в номерах запрещено, всем известно. Свет так и не включили. Ольге было хорошо, спокойно и уютно. Хотелось всю оставшуюся жизнь провести именно так: сидя обнаженной у окна в маленьком номере чужого отеля. Только большая кровать и он, обнаженный и невыносимо прекрасный. Снова хотелось летать, как птица, хотелось петь и танцевать…

— Когда ты уезжаешь? — спросил он негромко.

— Послезавтра, — так же негромко ответила она, и ей тут же стало страшно. Покой и умиротворение мигом улетучились.

— Послезавтра, — повторил он медленно. — Это так скоро уже…

— Ты приедешь ко мне, в Россию? — Ольга все-таки решилась на этот вопрос. Он выбросил сигарету за окно, повернулся к ней.

— Я не смогу, Ольга… Пока не смогу. Видишь ли, я рожден в Армении, поэтому у меня двойное гражданство: Армении и Франции. В Армении я должен был служить в армии, но, разумеется, не служил. А по их законам я теперь должен или отслужить, или сесть в тюрьму как дезертир. Мои родственники в Ереване узнавали. В общем, я не могу никуда ехать. Как только прилечу в Армению, сразу заберут. С Россией то же самое: меня выдадут Армении прямо в аэропорту.

— И что делать? — беспомощно спросила она.

— Ждать. Или там, на родине, мои родственники смогут решить вопрос, или через два года, когда мне исполнится двадцать семь лет, он решится сам. Тогда в армию я точно не попаду, выплачу им штраф и на этом все. Так мне объяснили… А ты? Ты сможешь приезжать ко мне?