Когда нас отпустили на обед, мы вышли из аудитории и натолкнулись на Маглеба. Увидев меня, он преградил дорогу и потребовал:

— Надо поговорить!

— Я подожду тебя в столовой, — шепнула Нэгнет и оставила нас наедине.

— Почему ты не обратилась ко мне? — Маглеб нависал надо мной. Пытался быть сдержанным, но его внутреннее беспокойство проступало.

— Что я могла сделать? — я старалась отвечать спокойно, чтобы не вызвать в нем агрессию, еще надеясь, что можно расстаться мирно. — Мне пришло уведомление. Я пошла в департамент и оказалась в камере.

— Это потому что ты отказалась принять мое покровительство! — выдержка Маглеба дала трещину. Как и моя. Но обвинять его в чем-то уже нет смысла — ничего не вернуть и не изменить. Поэтому ответила:

— Теперь об этом незачем говорить, — хотела уйти, но он схватил меня за руку.

— Ты предпочла того, кто убил твою сестру?!

— Что?! — я видела, как трепещут от гнева крылья его носа, чувствовала опасность. А еще не понимала, о чем речь.

— Не стоит лгать, что ты Альвиана! Ты ее сестра — это рассказал твой отец. Поэтому бессмысленно отрицать!

— Какая разница! — я попыталась вырвать руку, но Маглеб не отпускал меня, не обращая внимания, что на нас оглядываются прохожие.

— Он отрубил ей руку, ногу, ухо, а потом голову! Ты тряпка, если готова спать с убийцей сестры и сородичей! — он грубо отбросил мою руку, резко развернулся и зашагал прочь, громко чеканя шаг.

Ощущение у меня было самое мерзкое. Будто окунули головой с помои и даже хуже.

Слушательницы, и среди них Ардия, что видела наш разговор и его окончание, глумливо ухмылялись. Я приготовилась к нападкам, но услышала голос Нэгнет:

— Чего уставились, дуры! Прежде не видели отверженного поклонника?

— То-то он от нее сбежал, — огрызнулась Ардия.

— Это он сейчас не в духе. Но помнится, предлагал огромную цену, чтобы выкупить кое-кого. Так что захлопни рот, иначе клыка лишишься! — Нэгнет плотоядно улыбнулась, взяла меня под руку и повела в столовую.

Покидая стены академии, «посчастливилось» повидаться и с Сарнаром. Однако тот, обдав меня презрительным взглядом, хотя бы прошел мимо и не пытался укорять предательством сородичей. Нэгнет же шла рядом и просто болтала, пытаясь отвлечь меня от тяжелых мыслей.

— Скажи, — я решилась и обратилась к ней, чтобы получить ответ на мучивший меня вопрос. — Только честно.

— Хорошо, — подруга вмиг стала серьезной. — Спрашивай.

— Маглеб сказал, что из-за того, что я отказалась от покровительства, не смог ничего сделать, чтобы найти меня. Это правда?

— Ну, — задумалась она, растягивая паузу, — полуправда. Никто не думал, что тебя могут заключить в камеру. А когда пошли слухи, что с тобой что-то случилось, ты уже провела в камере три дня. Выходит, что пока ты была там — он жил себе спокойно. И теперь Маглебу приходится изображать, что не знал, не мог… — Нэгнет, заметив, что я закусила губу, вздохнула. — Понимаю, ты надеялась услышать иной ответ. Но сама хотела слышать правду.

— Спасибо.

— Если тебе станет легче, то скажу, что Маглеб несомненно, сожалеет, что все так обернулось, и ревнует. Но сама ведь понимаешь: ему не нужно было ждать от тебя первого шага. Некоторые идут к своей цели по головам и добычу держат крепко.

— Ты про Ловчего?

— Да.

— Но я для него лишь прихоть, — вздохнула я.

— Из прихоти иногда выходит что-то очень важное и значительное, — философски заметила Нэгнет и похлопала меня по руке. — В общежитие?

— Да. Но не хочу.

— Хотя бы мадам покажись. Она будет рада.

— Придушить меня?

— Ага! За все хлопоты и неприятности, — рассмеялась Нэгнет.

Когда мы вошли во двор общежития, мадам Пуи развешивала белье. Ветер дул на меня, и мне удалось подкрасться к ней незамеченной.

— Здравствуйте! — произнесла негромко, и мадам выронила из рук наволочку. Медленно обернулась… И я не успела опомниться, как она сграбастала меня в объятия.

— Ах ты мерзавка! — всхлипывала мадам. — До седин меня решила довести! Вот я как сейчас тебе трепку задам!

Вольк на матушкины причитания высунул голову в окно и закричал своим:

— Нашлась! — и тогда из окна высунулись головы ее мужа, дочери и среднего сына. Уже скоро я сидела в комнате и рассказывала мадам о своих злоключениях.

— Ишь, как клещ вцепился! — вздыхала она. — Отпустит ли тебя?

— Не знаю. Да и мне некуда пока идти. Слух разошелся, — вздохнула я.

— Он человек не бедный. На приданое наберешь, а там и найдется жених.

— Вот у меня где эти женихи, — показала ей на гордо. — Было два, и оба бракованные.

— Не скажи! Видела я твоих сородичей — жестокие они. И если раньше жалела, что угодила ты к ловчему, то когда увидала их — поняла, что с ним тебе будет не хуже точно. Так ты сестра Альвианы?

— Не знаю. Я помню себя в лесу, как натолкнулась на ловчего. А до этого нет, — соврала я.

— Чудны дела Овсии! — вздохнула мадам. — Что теперь будешь делать?

— Пока пущу слух, что подыскиваю жилье. А так, не знаю. В спину гадости шепчут…

— Так от зависти. Что ни говори, а двое элитников за тобой ухлестывали. А ушла ты к ловчему. Какой-никакой, а аристократ…

Мне мадам нравилась, но я впервые заподозрила, что она может быть осведомителем Дельрена, поэтому ничего плохого о нем не говорила.

— Ты пока не оставайся здесь. Иди к нему. Не дадут тебе девки спокойно жить. А я расскажу всем, что ты через родню мою нашла жилье…

Так я вернулась в Дельрену.

Входя в его двор через соседский, не ожидала, что он дома и заметит меня в окно. И когда подошла к крыльцу — перед моим носом распахнул входная дверь.

— Удивлен, что сразу вернулась. Думал, на свободу вырвалась — и ищи тебя.

— Соскучилась, — буркнула ему. Скинула туфельки, прошла в гостиную и упала в кресло.

— Тяжелый день?

— Тяжелый. Я очень устала, — только-только была спокойной, и вот уже слезы подступают.

— Переоденься, умойся. Ельник есть.

— Сам заварил? — подняла на него глаза, и увидела, что он улыбается.

— Ты же ускакала. Я пришел — а дома едой не пахнет. Ельника горячего нет. Сюртук никто не снимает. Я как-то незаметно привык, что ты всегда дома. И как раз задумался, кто ночью меня греть будет?

Я подняла руку и показала жестом, что лучше ему заткнуться, иначе чего-нибудь расцарапаю.

— Шубу не куплю. Будешь зимой мерзнуть! — шутя, пригрозил он.