— На, попробуй!

Седов лениво затянулся и вдруг стал надсадно кашлять дымом.

— Гадость какая!

Василий дал Седову чувствительный подзатыльник. Покачав головой, он снова сел на свой стул и стал раскачиваться на нем, как на качелях.

— Хватит комедию ломать, клоун. У нас война азартная, как на охоте, а не как у вас, толпой на мины. Бросьте вы товарища Сталина, как дерьмо собачье. Пусть он свой коммунизм вшивый в тундре строит!

— К вашему фюреру-вегетарианцу податься? С ним точно околеешь!

Василий, поперхнувшись дымом, уставился на Седова. Григорий нервно захихикал.

— Ох, кто-то нарывается!

— Чего мудрите? — вдруг резко сказал Шилов. — Не отдаст Гитлер вам Россию! Сам будет с аппетитом жевать ее вместо мяса. Неужели до сих пор не поняли? Вы — пушечное мясо Гитлера. Только шиш! Ничего не выйдет. Ваши горе-руководители рассчитывают, что все можно делать по-тихому. Мозги промывать и ресурсы на Запад качать. Веселая получается прачечная! Но смотрите, война-то какая идет. Неужели не видите? По-тихому давно не получается. Капкан!

— Брось, командир! — сказал Григорий. — Не туда драму пишешь. Со Сталиным кровью будете харкать, не будет со Сталиным порядка, ватники! Неужели не поняли?

— Врешь! — резко сказал Шилов. — Себе врешь. Просто жить сладко хочешь!

Василий страшно побелел лицом.

— Сейчас пугать начнут, — сказал Седов.

Григорий вскочил, подхватил совок, выгреб из зева печи раскаленные докрасна угли, наклонился над Седовым и высыпал жар ему за шиворот. Часть углей пошла мимо и рассыпалась по полу. Несколько угольков закатилось Шилову под зад, и он вдруг понял, как можно освободить руки.

Лицо Григория исказила жуткая гримаса.

— Мозги отморозил? Грейся!

Седов сжал челюсти от боли, но не издал ни единого звука. Через мгновение он вдруг налился багровой краской так, что жилы вздулись на шее, и с ненавистью впился колючими, как иглы, глазами в размякшее, довольное, пухлое лицо Григория.

— Да пошел ты, сало ходячее!

— Ах, морда! Ты, верно, не понял, куда попал. Не понял, да?.. Сейчас поймешь!

Григорий схватил Седова за шиворот и ловко одним неуловимым движением воткнул головой в зев печи. Василий снова невозмутимо присосался к кувшину. Григорий продолжал совать непокорную голову Седова в печь все глубже и глубже.

— Затаи дыхание, свин! Сейчас ты там портрет товарища Сталина увидишь.

Григорий как будто решил всерьез поджарить Седова на углях. Из печи пошел сизый дымок, запахло жжеными волосами.

Умолкший после очередной песни патефон вдруг снова грянул бодрым шаляпинским басом:

— Жило двенадцать разбойников, жил Кудеяр атаман…

— Дай пива, Вася, — сказал Григорий, наконец оторвавшись от Седова и резко повернувшись к Василию. — Во рту пересохло! Чем приходится заниматься, а?

— Зато честно сможем доложить, что сделали все, что могли, чтобы убедить их.

Василий подкинул в воздух кувшин с недопитым пивом. Григорий ловко поймал пузатое глиняное тело своими тонкими, как у скрипача, пальцами и жадно припал к нему жирными губами.

Неожиданно распахнулись оконные ситцевые занавески, и черно-рыжая тень мелькнула в воздухе. Она живо ухватила зубами со стола шмат сала и, вильнув хвостом, мигом исчезла в открытом дверном проеме, который вел в темные сени.

Все произошло за какие-то доли секунды. Эсэсовцы не успели ничего толком предпринять. Василий лишь успел возопить вслед овчарке шаляпинским басом:

— Э, ты сало-то отдай!

Григорий в недоумении перестал пить, а Шилов вдруг вцепился зубами в его эсэсовские брюки-галифе так, словно решил оторвать шматок вкусного Гришкиного сала от его ляжки.

Григорий взвыл бешеным шакалом, неуклюже взмахнул руками и, потеряв равновесие, с грохотом рухнул на пол. Глиняный сосуд выпал из рук Григория и покатился по полу, расплескивая остатки пива.

Шилов метнулся к Седову и вырвал его из зева печи. Голова и плечи механика-водителя сплошь покрылись жирной сажей. Обалдевший Василий тут же вскочил и схватил со стола кобуру с маузером, но Седов, весь в саже, ударом ноги успел опрокинуть массивный обеденный стол на Василия.

Оказавшись плотно прижатым краем стола к стене, Василий схватился за ухват и задел его железными рогами чугунки на приступке, которые с грохотом посыпались вниз. Несколько чугунков упали на стол и, отскочив, ударили Василия в лицо, остальные покатились под ноги Седову.

Григорий поднялся с пола, выхватил из кобуры на поясе парабеллум, вскинул его и прицелился в Седова, но тот неожиданно поскользнулся на чугунках и упал.

Грохнул выстрел. Пуля с визгом вгрызлась в бревенчатую стену рядом с печью.

Шилов в стремительном падении футбольным зацепом захватил своей худой ногой толстую ногу Григория. Григорий покачнулся вбок, но устоял, однако непроизвольно нажал на спуск пистолета. Раздался еще один выстрел.

Пуля угодила Василию, прижатому краем стола к стене, прямо в сердце. Он дернул головой, вытянулся, нижняя губа отвисла, а широко раскрытые глаза вопросительно уставились на швейную машинку, маячившую перед ним, словно пытаясь задать ей какой-то очень важный вопрос.

Григорий с парабеллумом наперевес на мгновение опешил. Шилов подхватил с пола кувшин, поднялся и разбил его о стриженый затылок Григория, который рухнул, как сорвавшийся с крыши огромный ком талого снега.

Игла патефона, видимо, от сотрясений, выстрелов и возни заела, и теперь Федор Шаляпин с завидным упорством и силой выводил одни и те же слова:

— Днем с полюбовницей тешился, ночью набеги творил…

Шилов снял иглу с пластинки, и Шаляпин наконец умолк. Казалось, что певец, окончив свое нескончаемое пение, с благодарным облегчением вытер пот со лба, поскольку петь в полсилы просто не умел.

Шилов нагнулся и поднял с пола кинжал СС, который валялся рядом с притихшим Григорием. Ласка потащила зубами сало, а кинжал, торчавший в нем, не удержался в сале, упал, да так и остался лежать на полу.

Седов с завязанными сзади руками катался по полу на чугунках. Он пытался, но никак не мог подняться на ноги. Шилов наклонился, перерезал кинжалом ремни, стягивавшие руки сержанта, и поймал на себе его вопрошающий взгляд.

— Лейтенант, болт и гайку, ты как руки-то себе развязал?

— Угли из совка просыпались на пол. Я прижег ремни и разорвал.

Шилов поднял Седова на ноги, и сержант с благодарностью крепко сжал плечи своего младшего лейтенанта.

— Плечи так себе, а силища в тебе. Откуда? Не ожидал!