крестили в церкви, и родителей их крестили, и дедушек, бабушек. Как же можно всё это?!

Тело внезапно скрутило болью, и чтобы справиться с собой, Фаине пришлось прильнуть к чашке с чаем. Чай был настоящий и сладкий. Она посмотрела на Глеба.

Он встал и прошёлся по мастерской. Тронул лоб, откинув назад волосы.

— Знаете что? Я попробую забрать иконы. Если они, конечно, долежат до вечера. Ну, может не все, но уж, как говорится, что Бог даст.

— Как? — ахнула она.

Глеб улыбнулся:

— У нас, жестянщиков, свои секреты.

Фаина поставила чашку на стол и встала:

— Я с вами.

— Категорическое нет, — так решительно отрезал Глеб, что Фаина поняла — спорить бесполезно. Он прошёлся по мастерской и уже более мягко сказал: — У вас на руках ребёнок, и ему нужна забота. А я одинокий волк и имею право на риск.

* * *

С самого утра настроение Ивана Сероводова было неважным, но с тех пор, как команда по изъятию церковных ценностей отбыла восвояси, а его оставили на посту у закрытого храма — испортилось хуже некуда. Одно благо, что летом в Петрограде ночи светлые — всё просматривается, а то стой впотьмах и жди, когда тебя поразит гром небесный. Те комбедовцы, что в его родной деревне колокол с церкви сбросили, на следующий день в бане сгорели. Правда, самогонки выпили немало, но самогон многие потребляют, иные до одури: тонуть по пьяному делу — тонут, но в банях не горят! О пожаре опосля весь уезд языки мочалил, а соседка Машка Кобякина так испугалась, что из комсомола выписалась, потому как в той бане её жених голову сложил.

Сероводов с опаской покосился на груду икон у ограды и затянулся табаком, попутно отметив лёгкую дрожь в руках. Хотя он и стоял на твёрдой комсомольской платформе, но гнева Божиего маленько побаивался. Обычно у пустых церквей охрану не оставляли, а тут командир сказал, что надо. Мол, какая-то комиссия должна приехать да и сама церковь теперь пойдёт под клуб, а там поди знай, что внутри припрятано. Поговаривают, что в некоторых столичных церквях купола сделаны из золота, а поверх масляной краской закрашены, чтоб никто не догадался. Одно слово — мироеды и мракобесы.

Хотя комендантский час недавно отменили, народ по привычке по улицам не шлялся и пустынные улицы стояли в лёгкой дымке ночной прохлады, что парным молоком стелилась по каменной мостовой, утекая в подвальные этажи.

Докурив, Сероводов привалился спиной к стене, опёрся на винтовку и стал смотреть, как в доме на другой стороне улицы пляшет в окне огонёк свечи. Свет то приближался, то отдалялся.

Потом окно распахнулось и показалась тонкая девичья фигура в белом платье. Сероводов приободрился. Девушка села на подоконник, распустила косу и стала расчёсывать волосы.

«Эх, хороша девка, — подумал Сероводов, хотя не мог рассмотреть лица. — Взять бы такую кралю под ручку да прогуляться по деревне! Парней бы от зависти узлом скрутило, а уж про невест и говорить нечего».

Незаметно для него мысли перекинулись на сестрёнку Аниску, которой надо справить приданое, и на крышу родительской избы, что настырно требовала починки. Скоро осень, в поле рожь вызревает, а ветерок качает золотые волны с пятнами синих васильков. Здесь, в Петрограде, ветер другой — штормовой, неласковый. Как задует, так жди наводнения.

От неспешных дум Сероводова разморило, и он опустился на ступени паперти. В голове закружился хоровод воспоминаний о босоногом малолетстве да об огромных раках в речке Налойке. И дух в деревне пряный, луговой, не то что здесь, в Петрограде. Сероводов с тоской втянул ноздрями воздух с запахом большого города, как вдруг заметил, что у стены церкви что-то шевельнулось.

— Свят-свят-свят! — закрестился Сероводов, напрочь забыв о коммунистическом безбожии. — Свят-свят-свят!

Тёмная фигура шевельнулась снова, отделилась от стены и выдвинулась вперёд. Вытаращив глаза, Сероводов увидел, что одна рука у фигуры светится малым огоньком, вроде как от церковной свечи.

«Это конец, — молнией пронеслось в раскалённом мозгу, — Бога попирать никому не дозволено».

Похолодев от ужаса, он схватился за штык:

— Стой, кто идёт? Стрелять буду.

— Не суетись, браток, — вполне человеческим голосом сказала фигура, — разговор есть.

От радости, что миновал кары небесной, Сероводов забыл, что по инструкции обязан задержать нарушителя и при попытке сопротивления уничтожить на месте. Тем временем фигура преобразовалась в молодого мужика в рабочей одежде. Хотя с первого взгляда становилось ясно, что пришелец свой, рабоче-крестьянский, Сероводов поднял винтовку на изготовку.

— Да ладно тебе, браток, свои, — примирительно сказал мужик и спокойно присел на скамейку возле куста сирени. — Ты мне лучше скажи, куда это добро денут? — он кивнул на груду икон вблизи ограды.

— А я почём знаю, — нехотя ответил Сероводов, тем более что на посту болтать с посторонними не полагалось. — Кому сейчас Бог нужен, окромя старух? В костёр бросят.

Незнакомец покачал ногой, перекинутой через ногу.

— Вот и я думаю, что сожгут. Поэтому и пришёл к тебе с просьбой. Раз этот хлам всё равно никому не нужен, разреши мне взять себе парочку. Я, понимаешь, жестянщик, буржуйки делаю, мне дрова во как нужны, — мужик чиркнул ладонью по горлу.

— Ишь какой шустрый, — ощетинился Сероводов. — Я не для того к охране приставлен, чтоб имущество раздавать направо и налево.

— Ну как хочешь, — покладисто сказал мужик. — Давай закурим, что ли. — Неторопливым движением он достал из кармана пачку «Дуката» и вытряхнул одну папиросу. — Угощайся.

Сероводов немного поколебался, поскольку хорошего курева давненько не куривал. Пайковые папиросы выдавались копеечные, а то и вовсе махорка. В самом деле, не убудет от караула, если со своим братом-пролетарием чуток побалакать, тем более что мужик нападать не собирался и на вверенное добро не зарился.

— Можно и закурить. — Сероводов присел рядом и зашарил по карманам в поисках спичек, но мужик вытянул руку, и в прозрачной полутьме блеснул огонёк зажигалки. У Сероводова захватило дух. На ладони у мужика лежала прозрачная коробочка с два спичечных коробка, внутри которой за стеклянным оконцем плавала — вы только подумайте! — крошечная русалка с голубым рыбьим хвостом. Словно дразнясь, мужик потряс зажигалкой, и русалка поплыла, затрепетала, поднимая вверх прозрачные пузырьки.

— Ну и ну! — только и выдавил Сероводов, не в силах отвести взгляд от диковинки.

— Нравится? — Сероводов кивнул. — Ну и давай меняться. Я тебе зажигалку, а ты мне иконки.

Сероводов хотел было заартачиться: мол, не положено, я человек казённый, красноармеец и всё такое, но в его руку прохладным стеклом легла зажигалка, и он согласно прикрыл глаза:

— Ладно, только давай быстро и