свернули в переулок, а потом свернули ещё раз и первое, что увидели — это толстого серого кота на старом венском стуле около каретного сарая.

Вскинув голову, кот с прищуром оценил пришельцев, и его хвост недовольно дёрнулся.

— Мы ему не нравимся, — сказала Фаина.

— Зря ты не позволила мне надеть новую шапку, — сварливо пробурчала Капитолина. — В этом платке я очень некрасивая.

— В следующий раз наденешь, — отозвалась Фаина и потянула Капитолину за руку, потому что если откроется дверь и выглянет Глеб, то что он подумает о ней?

— Мама, я хочу ещё посмотреть на котика, — заупрямилась Капитолина.

— Пойдём!

Она развернула Капитолину за плечи, но не успела сделать и шага.

— Моего кота зовут Фугас, милая барышня, — выглянув из сарая, сообщил Глеб. Он вытер ладони о тряпицу и широким жестом указал на двор: — Добро пожаловать, я вас ждал.

— Ждали? — растерялась Фаина. — Но мы проходили мимо совершенно случайно!

Она почувствовала, как мочки ушей превратились в горячие комочки, и машинально поправила волосы, словно опасаясь, что Глеб заметит её смущение.

Он мягко улыбнулся:

— Конечно, ждал. Добрых друзей всегда ждёшь, не правда ли? Мало того, для юной девы у меня приготовлен подарок.

Капитолинины глаза стали круглыми от любопытства:

— Подарок! Мама, подарок! — Она выступила вперёд и без церемоний прошла за калитку. — Знаете, мне никто ещё не дарил подарков, только мама, тётя Надя и та, другая тётя, которая тоже мама.

— Ну, это не так уж и мало, — серьёзно сказал Глеб. — Но у меня для тебя особенный подарок. Уверен, что ни тётя Надя, ни даже мама не смогут тебе подарить такую нужную в кукольном хозяйстве вещь. — Он взглянул на Фаину: — Надеюсь, вы заглянете ко мне хотя бы на пару минут?

— Вообще-то, нам пора домой, — сердито ответила она, негодуя в душе, что Глеб так хитро заманил к себе дочку. К тому же жёг стыд за свою неловкость. Одно дело — случайные встречи, и совершенно иное — если она сама пришла под его окна, едва ли не навязываясь на дальнейшее знакомство.

Но Капитолина уже бежала за Глебом, кот Фугас трусил за Капитолиной, и Фаине ничего не оставалось, как двинуться следом. Прежде, когда пришла за барсучьим жиром, она заглядывала только в мастерскую, а сейчас Глеб провёл их сквозь помещение с листами железа и верстаками и приоткрыл незаметную дверь, крест-накрест схваченную металлическими полосами.

— Осторожно, здесь ступени вверх.

Оказалось, что каретный сарай соединяется с домом короткой крытой галереей. Одной рукой Глеб поддержал за плечи Капитолину, а другой повернул ключ во врезном замке:

— Я давно взял себе за правило закрывать все запоры. Иногда это помогает выиграть время. Прошу пожаловать, гости дорогие.

Как ни старалась Фаина изобразить равнодушие, интерес заставил её быстро обежать взглядом небольшую комнату с круглым оконцем. Аскетичную обстановку, состоящую из узкого кожаного диванчика, небольшого столика на гнутых ножках, пары стульев и буфета, скрашивала великолепная чугунная плита с литыми узорами на чёрных боках.

— Остатки прежней роскоши, — пояснил Глеб, заметив её интерес, — сия плита досталась мне по наследству от нашей кухарки, — он поднял вверх палец, — а она, в свою очередь, заказала её у лучших английских мастеров. Впрочем, у меня остались ещё фамильный чайный сервиз и превосходная бульотка, которая как раз полна кипятком.

— А подарок? — напомнила Капитолина.

— Потерпи, сначала попьём чай.

Он проворно накинул на стол голубую скатерть, вышитую ярко-синими цветами, и достал из буфета тончайшие розовые чашки с золотой каймой. Рядом с бульоткой появились вазочка с печеньем и жестяная коробка зефира.

— Чай у меня свежей заварки. — Он протянул Фаине пузатый чайник с розой и попросил: — Разлейте, пожалуйста, будьте хозяйкой.

От смущения Фаина опустила глаза и не знала, о чём разговаривать. Руки, державшие чашки, чуть подрагивали. От печенья она отказалась напрочь и чая отхлебнула всего пару глотков, когда Глеб решительно встал из-за стола:

— Прошу прощения, дамы, я оставлю вас на минуту.

Едва его шаги застучали по лестнице, Фаина быстро наклонилась к Капитолине:

— Капа, кто тебе позволил напрашиваться в гости? Если я сказала — пойдём домой, значит — надо слушаться маму, а не бежать неведомо куда.

— Но дядя Глеб сказал, что мы друзья! — Ясный голосок Капитолины зазвенел обидой, но прервался на высокой ноте, потому что Глеб тут же вернулся, с загадочным видом держа что-то за спиной.

Капитолина привстала со стула, чуть не опрокинув на пол чашку.

— Это подарок?

— Подарок. Но прежде ответь, у тебя есть куклы?

— Конечно. Мне мама шила. — Капитолина стала загибать пальцы. — У меня есть Муся, Дуняша, зайка в платочке и большая настоящая кукла Оля, но я в неё не играю.

Глеб широко улыбнулся:

— Ну если у тебя есть куклы, то ты должна готовить им обед. Согласна?

Капитолина кивнула.

— А раз так, то вот тебе самая настоящая печурка.

Руки Глеба поставили на стол перед Капитолиной новенькую, блестящую буржуйку размером с кирпич — с трубой, конфорками, крошечной дверцей для щепочек и даже с маленькой заслонкой, которая открывалась и закрывалась.

— Ой! Ой, мамочка!

Не в силах сдержать восторг, Капитолина застучала ногами по ножкам стула. Она то гладила пальцем трубу с круглым козырьком, то заглядывала в топку, то ставила на плиту чайную чашку. Даже если бы рядом пролетела стая гусей, она этого не заметила бы.

Глеб поднял голову и взглянул на Фаину:

— Пока ребёнок занят, не хотите посмотреть на спасённых?

Он не уточнил, на кого, потому что это было ясно без всяких слов.

Фаина замерла:

— Конечно! Очень хочу.

— Тогда пойдём!

Глеб провёл её снова на лестницу к старому шкафу с потрескавшимися досками и распахнул дверцы, обнажив полку с двумя мятыми вёдрами и дворницкой метлой на длинной ручке.

— Это здесь.

Упёршись плечом в боковину, Глеб легко отворотил шкаф от стены, где обнаружилась ещё одна дверь, крашенная выцветшей зелёной краской.

— Когда-то в этой кладовой держали дорогую сбрую для выездов. Ну а теперь… — Чиркнув спичкой, он взял со шкафа свечу и осветил небольшое помещение с огромным сундуком, окованным железом. — Вот они, наши с вами сокровища.

Широким жестом он откинул крышку, словно приоткрывая путь в неведомое: иконы, иконы, иконы, омытые вековыми слезами и надеждами. Те, что утешали и исцеляли, направляли на путь истинный и отводили беду.

Поверх Фаина увидела тёмный лик Николая Угодника, смотревшего на них с печалью во взоре.

— Как много, — только и могла сказать она, потому что сердце в груди перевернулось и застыло от холода, словно бы она могла защитить и не защитила, могла