Урванцева упомянула Серёжу в прошедшем времени, настолько больно резануло по сердцу, что Надя поспешила распрощаться, но едва она взяла в руки зеркало, как из подворотни вылетела потная растрёпанная баба в галошах на босу ногу и натужно заорала:

— Куда руки тянешь к чужому добру? Это зеркало теперь моё будет! И комодик мой, — она развернулась к носильщикам, — затаскивайте всё обратно, окаянные! Вам было что сказано? Вынести только пианину, а вы, охломоны, и рады стараться!

Надя оглянулась на Урванцеву. Та улыбнулась грустной улыбкой и пожала плечами, и Надя пошла домой.

Ночью она внезапно проснулась и поняла: Серёжа никогда не вернётся. Не потому, что он погиб. Боже, нет! Просто не вернётся. Он где-то там, далеко, за океаном, и может в эту минуту тоже вспоминает о ней.

Спустив ноги, Надя подбежала к окну, где в обрывках облаков стоял в небе прозрачный диск полной луны. Луна — она одна на всех, значит, и глаза Серёжи видят сейчас то же самое. А если двое одновременно смотрят на небо, то они уже не одиноки, а вместе.

От этой мысли на душе у Нади стало легче. «Где бы ни был мой родной человек, с кем бы он ни сидел рядом, Господи, сделай так, чтоб ему всегда было тепло и уютно!»

* * *

Наутро после разрыва с Фёдором Фаина чувствовала себя разбитой на тысячу осколков: ноги дрожали, в глазах то и дело темнело, а сердце бухало, словно в пустой бочке.

«Ничего, потерпишь, не в первый раз», — строго сказала она себе, когда натягивала платье на изворачивающуюся Капитолину. Та на миг замерла, прижалась к шее тёплыми ручонками, залопотала: «мама, мама» — и сразу стало легче.

Но оказалось, что неприятности только начинались, потому что на работу не вышла Лидочка. За два года такое случилось впервые. Выбежав во двор, Надя тревожным взглядом посмотрела на тёмные окна в комнате Лидочки.

— Заболела? Проспала? — Слово «арест» губы не выговаривали. Да и за что, в самом деле, арестовывать безобиднейшую тихую Лидочку?

Надя прижала руку к груди:

— Фаина, я схожу к Лиде домой, мало ли что…

Фаина согласно кивнула:

— Беги, конечно, у меня самой душа в пятки уходит.

Пулей Надя взлетела на третий этаж и повернула ручку звонка. Открыла заспанная соседка в холщовой рубахе до колен.

— Лида дома?

Широко зевнув, соседка прикрыла рот рукой:

— А я почём знаю? Иди стучи.

В комнате не отвечали.

Сгорая от тревоги, Надя побежала в соседний дом, где жили Лидочкины подружки по гимназии сёстры Ляля и Лёля.

— Лидочка у вас?

Ляля с Лёлей взволнованно переглянулись:

— Нет. А что случилось?

— Пока не знаю. На работу не вышла, дома нет.

С тяжёлым сердцем Надя вернулась в детский сад. На вопросительный взгляд Фаины она отрицательно покачала головой:

— Никто ничего не знает. И мамы дома нет.

— Господи, что же делать?

Фаина была готова нестись в Домком, в партком, в ЧК — куда угодно, но дети шумели, баловались, хотели есть и гулять, и они с Надей принялись за работу.

Два дня Надя с Фаиной метались в поисках Лидочки, а на третий день она появилась сама. Бледная, дрожащая, Лидочка прислонилась спиной к косяку, закрыла лицо руками и зарыдала, горько и безнадёжно. Стояло раннее утро, и дети ещё не пришли, поэтому в тишине помещения Лидочкин плач звучал особенно громко и тоскливо.

Фаина и Надя бросились к ней.

— Лида, что произошло? Где ты была?

Лидочкины плечи задрожали ещё больше. Не прекращая рыдать, она опустилась на пол и застыла там жалким колышущимся холмиком в тёмно-синем пальто и вязаном капоре.

— Лида, Лида! — Фаина нагнулась и попыталась поднять Лиду. — Расскажи толком. Что-то случилось с мамой? Мы можем тебе помочь?

Лида потрясла головой:

— Нет.

— Лида, говори, не томи! — взмолилась Надя.

Лидочка коротко взвыла и произнесла нечленораздельные звуки, из которых Фаина ухитрилась разобрать слова о замужестве. Полуоткрыв рот от изумления, она посмотрела на Надю.

— Похоже, наша Лидочка вышла замуж.

— Куда вышла? — остолбенела Надя.

— Замуж, — простонала Лидочка голосом раненого животного. — Я вышла замуж.

Сделав щёлочку между пальцев, она коротко посмотрела на Фаину и вдруг подползла и обняла её ноги:

— Фаина Михайловна, милая, хорошая, простите меня! Я так виновата, так виновата!

— Лидочка, ты что, не говори глупости! За что мне прощать тебя?

Лидочка затряслась всем телом:

— За то, за то… — Она начинала и никак не могла договорить, но потом собралась с силами и выпалила на одном дыхании: — За то, что я вышла замуж за Тетерина.

Фаина так и застыла, безумными глазами глядя на Надю. Та закрыла рот рукой, чтоб не охнуть.

Поздравлять? Соболезновать? Заплакать вместе с Лидочкой? Фаина не знала, что делать. Вздохнув, она погладила Лидочку по растрёпанным волосом и тихо, как уговаривают больного, произнесла:

— Мне не за что тебя прощать. Мы с Фёдором разошлись.

— Правда? — Лидочка встрепенулась. — Фёдор так и сказал. — Она заторопилась, выплёскивая слова наружу. — Я спускалась с ведром по чёрному ходу, а он стоял и курил, там, около помойки. Потом поймал меня за руку и сказал, чтоб я выходила за него замуж, потому что вы с ним теперь чужие. Вы знаете, я не хотела — так, без любви. — Её взгляд перебежал с Фаины на Надю. — Но Фёдор пообещал, что с ним меня никто не тронет, а у меня мама… Ну, я и согласилась. — Она закусила губу. — Знаете, это очень страшно — каждую минуту бояться. Чувствовать себя мышью, загнанной угол, которую может раздавить любой сапог. На кухне соседки постоянно обзывали маму барыней на вате и сулили, что выселят нас на улицу как чуждый элемент. Фёдор сказал, что мы ни минуты не останемся в этом доме, потому что присмотрел просторную комнату на Большой Морской, и чтоб мы с мамой паковали вещи. И ещё велел мне отказаться от службы в саду, он сам найдёт мне работу. — Лидочка пару раз всхлипнула, тыльной стороной ладони вытерла щёки и переспросила: — Фаина Михайловна, вы честно-честно не сердитесь?

— Помогай тебе Бог, Лидочка, — совершенно искренне сказала Фаина, чувствуя, как с её души свалилась сокрушительная тяжесть из-за Фёдора, — думаю, тебе придётся нелегко.

— Сама знаю, — отозвалась Лидочка, — но иного выхода у меня нет.

Сделав широкий шаг, она крепко обняла Фаину, потом Надю и тенью выскользнула за дверь, торопясь скрыться с глаз, пока не пришли воспитанники.

* * *

Фаина сама не поняла, как ноги принесли её к знакомой калитке. Просто гуляли с Капитолиной по Загородному проспекту,