достанут из ноги пулю? У всех сейчас одна мысль в голове: поделить бабло и разбежаться.

«Если кто и привезет, задерживаться точно не станет. Скорее всего оставит под дверью и слиняет, пока не вызвали ментов. А меня благополучно захомутают на больничной койке»…

Серьга думал только о дочери. С самого выхода в море он не мог отвлечься от этих мыслей. Он и висел на борту, и стрелял почти машинально, беспокоясь, не скучает ли она, кормит ли ее, как положено, хозяйка снятой московской квартиры.

Проводив глазами идущего к люку Сиверова, он признался себе: не осталось в мире ничего, что могло бы подвигнуть его на такой серьезный риск. Все мишура: Родина и любимая женщина, деньги и всеобщее уважение. Только Ириша имеет значение, только улыбка на ее лице, так похожем на отцовское. Переданные ребенку черты изменились: все, которые портили его, делали девочку такой нежной, такой красивой.

Харьковские никогда его не достанут, любовь к дочери поможет ему уберечься от встречи. И бывшая жена тоже никогда не получит Иру. Если понадобится, он этой стерве шею свернет. Тут он подумал о времени, когда Ира вырастет, у нее появятся парни. Вот когда придется смирить себя, стиснуть зубы…

Гога Гайворонский гордился собой: вытащил напарника из-под обстрела. Радовался, что пуля досталась не ему, и думал о своем.

Человек в темных очках совершенно прав. Даже если здесь не обнаружится сейфа, если деньги везут просто в стальной коробке с хитрым замком, которую можно унести в руках, все равно ему, Гоге, нельзя было ждать на берегу.

Равные доли определяются не столько равным вкладом, сколько равным риском. Если б он торчал все это время в гостиничном номере в ожидании своей части работы, ни одна собака не согласилась бы отдать ему одну шестую суммы.

Гогино полное удовлетворение директорским креслом улетучилось в небытие. Заснувшие инстинкты проснулись снова, и глаза горели, как прежде. Трикотажная маска раздражала его, кожа лица зудела, но он не решался ее снять, держался.

Он ведь тоже полез в трюм. Неважно, предвидел ли стрельбу из темноты. Неважно, первым он полез или вторым – другие вообще остались стоять…

Шумахер оцепенел, продолжая думать о схожести голосов. Вспомнил разговоры незнакомца о предательстве. Вспомнил странные обстоятельства, при которых он, Игорь Харитонов, певчий в церковном хоре, был привлечен к делу. Внимательно присмотрелся к фигурам вокруг.

Тогда, в Праге, тоже был один щуплый человечек – спец по замкам. А сухорукий, который выглядывает время от времени из рубки? В Праге такого не было, но лично он, Шумахер, вытащил из тоннеля на поверхность сообщника с несколькими пулевыми ранениями. В руку он тоже был ранен, и кажется, в правую…

Глава 37

Спрыгнув вниз, Слепой сразу отскочил в сторону. Точку его приземления легко было определить, и короткая очередь тут же прошила воздух над нею. Плевок пламени обозначил оконечность ствола и тем самым вроде бы подсказал местонахождение одного из противников. Но тот был опытным бойцом. Судя по звуку, он мягко упал на живот и откатился в сторону.

Феноменальное зрение помогало Глебу различать в кромешной темноте контуры ящиков, выпирающие внутрь ребра жесткости корпуса катера. Наконец, он заметил человеческий силуэт. Согнувшись пополам, человек этот держал в руках автомат, направленный точно в грудь Слепому.

В какой-то момент Глебу показалось, что противник обладает тем же самым даром или надел специальные инфракрасные очки. Но нет, стрелять автоматчик не спешил – замер, напряженно вслушиваясь.

Зрение давало Глебу неоспоримое преимущество. Но он тоже не торопился, не зная, сколько здесь внизу бойцов. Действовать надо только тогда, когда удастся сосчитать всех. В противном случае чья-то реакция на вспышку твоего выстрела может оказаться быстрее.

В трюме стоял шум. Расходившееся море было слышно здесь хуже, чем на палубе, зато стук работающего движка – гораздо лучше. Отчетливо доносились сверху стоны Дегтя и звуки шагов.

Оторвав от пола одну ногу, Глеб сдвинулся вперед, перенес на нее центр тяжести. Мутная картинка темного трюма открылась чуть под другим углом, но информации пока не прибавилось. Вдруг он почувствовал острый запах пота и грязных волос. Враг был совсем рядом и сидел, затаив дыхание.

Действительно, в следующую секунду высокий, под два метра человек распрямился из-за ящика, перед самым носом Глеба. Слепой похвалил себя за верность правилу не пользоваться перед заданием любимым мужским одеколоном. На дело нужно идти чистым от всех запахов, в том числе запахов еды и сигарет. «Свежее дыхание облегчает понимание».

Очень хотелось приставить пистолет ко лбу врага и нажать спусковой крючок. Тут уж никто не заметил бы вспышки. И все-таки не стоит спешить. Двоих он уже насчитал, надо продвигаться дальше, аккуратно разминувшись с «баскетболистом».

Третьим он увидел человека, аккуратно разматывающего слой за слоем материю. Из-под нее показались очертания гранатомета, который тут же был заряжен. Очевидно, люди в трюме не знали точно, в каких ящиках что лежит, иначе успели бы раньше вооружиться посерьезней. Почему они вообще не вступили в бой сразу? Наверное, выдержали паузу, чтобы оценить обстановку, не попасть под шквальный огонь.

Человек с гранатометом прицелился в потолок, конечно не прямо у себя над головой, а на расстоянии четырех-пяти метров. Оглянулся, выбирая место для укрытия, чтобы не получить осколок от своей же гранаты.

Если он выстрелит, ориентируясь по голосам на палубе, может запросто ноги пообрывать ребятам. Но он ведь должен как-то предупредить своих, чтоб залегли. Или эта порода людей научилась общаться в диапазоне ультразвука?

В любом случае нужно было спешить. Слепой сделал несколько шагов по проходу между ящиками. Больше никого обнаружить не удалось – ни подвижных фигур, ни застывших он не разглядел.

Трое так трое, могло быть и хуже. Глеб мысленно соединил эти напряженные фигуры ломаной линией, продумал траекторию своего разворота. Тут одному из боевиков что-то почудилось, и он дал длинную очередь в стенку. Несколько пуль пробило ее насквозь, одна попала в ребро жесткости и отлетела с гнусным визгом.

Второй боевик готов был среагировать на любой проблеск в темноте, на любой вздох. Поспешив с выводами, он принял стрелка за врага и пустил в него ответную