Люк помолчал с минуту, прежде чем ответить.

— Раньше я тоже так думал.

Оскар ткнул в него пальцем:

— Тогда вопрос: если бы вы считали, что у вас есть шанс, то сделали бы ей предложение?

Люк чуть не подскочил.

— Не спрашивайте меня о подобных вещах!

— Вот видите? Ваша реакция — неопровержимое доказательство, что да, безусловно.

— Нет, ничего подобного.

— Вы уверены?

— Разумеется, — солгал Люк.

— Значит, вы пережили вспышку безрассудной страсти. — В глазах Оскара снова мелькнул лукавый огонек. — Истинная любовь приводит вас к краю обрыва и увлекает в пропасть. А раз этого не произошло, вам следовало бы почувствовать облегчение, как мне тогда. Я‑то уж начал вас жалеть: думал…

— Я не нуждаюсь ни в чьей жалости! — Люк кинул на него предостерегающий взгляд, хотя и старался изо всех сил держать себя в руках из уважения к пожилому человеку. В данный момент ему больше всего хотелось, чтобы его оставили в покое.

— Я знаю, что вам не терпится избавиться от меня. — Голос Оскара звучал теперь значительно мягче. — Но хочу, чтобы вы запомнили: даже простая страсть умирает медленно, поэтому дайте себе немного времени. И кто знает? Может, появится другая девушка, одного с вами положения, которую вы действительно полюбите.

— Я не хочу это слышать!

— Злитесь на меня? Это лучше, чем впадать в уныние. — Кучер подмигнул ему и затопал по лестнице вслед за мальчишкой.

Люк задумчиво провожал их взглядом. Разговор с Оскаром взволновал его куда сильнее, чем он готов был признать, да еще и солгал бессовестно… Конечно, он сделал бы это чертово предложение. Но что можно поделать сейчас?

Разве может мужчина, влюбленный не в ту женщину, поступать правильно?

Нет. Осознание этого хоть и обожгло, но в то же время расчистило местечко в его перепутанных мыслях. Чувства к Дженис подвергли опасности его миссию помочь сиротскому приюту Святого Мунго. Но еще не поздно все исправить.

Может, леди Дженис и сочла брак с его кузеном вполне приемлемым, но, если ей повезет найти тот дневник, она полностью изменит свои планы.

Люку необходимо было с ней поговорить. И уж коли она не реагирует на условный сигнал, придется передать ей с Эроном записку.

Если Дженис не суждено стать счастливой, то по крайней мере можно научиться быть довольной. Она в совершенстве постигла искусство избегать герцога. Никогда не ходила завтракать в одно с ним время и проводила большую часть дня с экономкой, очередным лакеем и миссис Пул, стараясь улучшить условия жизни вдовствующей герцогини. Когда была не с ними, Дженис часто навещала щенков в комнатке возле кухни, где обычно собиралась небольшая компания: миссис Фрайди, Изобел, Эрон и, конечно же, Оскар.

Этим утром переезд вдовствующей герцогини в светлую просторную спальню в главном крыле здания наконец завершился. Дженис и миссис Пул взволнованно суетились, как наседки. Сама герцогиня сидела у окна в передвижном кресле и жадно смотрела во двор, словно не могла поверить своему счастью.

— Я так давно не видела этот пейзаж, — произнесла ее светлость. — Раньше, бывало, каждый день смотрела на эти деревья, пока камеристка одевала меня по утрам. Дети обычно тоже здесь играли. Наблюдая за ними, я смеялась над их проделками и подзывала Лайама. Он обвивал меня руками сзади и веселился вместе со мной, глядя на шалунов через мое плечо.

Дженис ощутила острый приступ печали, вспомнив, как Люк обнимал ее именно таким образом, с той лишь разницей, что она сидела у него на коленях.

— Каждый вечер, — продолжала герцогиня, — мы вместе стояли здесь, глядя на луну и звезды. Как было тогда хорошо.

— И я рада, что вы можете рассказать нам об этом, — заметила Дженис.

Они с миссис Пул обменялись удовлетворенными взглядами, и сиделка предположила:

— Ваша с‑светлос‑сть, хотите, я уберу книги с‑с этой полки? Может, у вас‑с ес‑сть еще какие‑то пожелания?

Сказано это было совершенно непринужденным тоном: миссис Пул перестала придавать значение своему свисту, — но герцогиня вздрогнула.

— Книги? Какие книги?

— Вон те, там. — Миссис Пул указала на полку.

— Это по большей части труды по мифологии и истории, — пояснила Дженис, потому что уже просматривала их в поисках дневника Эмили Марч.

Герцогиня прижала ладонь ко лбу.

— Я… я не знаю. Книги? Здесь? Это уже слишком. Это уже чересчур.

Миссис Пул поспешила к ней и, покатив кресло к кровати, спокойно сказала:

— Пришло время укладываться в пос‑стель.

Дженис откинула покрывало.

— Все будет хорошо, ваша светлость.

Но прежде чем они успели уложить ее на простыни, вдова чихнула, уткнувшись в носовой платок.

«О господи». Дженис и миссис Пул тяжко вздохнули, приготовившись к неизбежному: с королевой иметь дело гораздо тяжелее, чем с вдовой.

И точно. Престарелая леди окинула миссис Пул высокомерным взглядом:

— Я думала, что навсегда избавилась от нее. Эта тетрадь…

«Тетрадь?» Сердце Дженис бешено заколотилось.

Сиделка удивленно подняла брови:

— От какой тетради, ваше величество?..

— Тш‑ш! — Старушка прижала палец к губам и мотнула головой в сторону Дженис. — Мы же не хотим, чтобы она узнала.

— Я… я выйду. — Дженис отошла на несколько шагов и жестом показала миссис Пул, что им нужно поговорить.

Та приблизилась, вокруг глаз у нее появились тревожные морщинки.

— Я знаю, ее нельзя расстраивать, — прошептала Дженис. — Но умоляю вас, порасспросите ее об этой тетради.

— Зачем?

— Помните, я спрашивала насчет Эмили Марч?

— Да, и я с‑сказала, что тогда здес‑сь не работала.

— Я знаю, но мне известно, что остался ее дневник.

Миссис Пул почесала макушку.

— Вс‑се это очень с‑странно.

Дженис заколебалась, не зная, как много можно ей сказать, но выбора не было: ей нужна помощь этой женщины.

— На самом деле ничего странного. Один из моих друзей узнал, что его мать, которую он никогда не видел, работала в этом поместье. Она умерла, но остался ее дневник. Он хотел бы его найти, потому что, возможно, там есть свидетельства, что с ней здесь дурно обошлись.

— Неужели? Вдовс‑ствующая герцогиня?

— Нет. Я уверена, что кто‑то другой.

— Понимаю. — Было видно, что миссис Пул чувствует себя неловко.