– Я и не собиралась так думать. Спрашивайте, пожалуйста.

– Дело в том, что всех членов съемочной группы вызывали для дачи показаний, и кое-что в манере опроса нам всем показалось странным.

– Что же именно?

– Следователь вел себя так, будто подозревал каждого, кто был в тот вечер в клубе. Почему? Ведь представители закона, казалось бы, должны стараться найти того, кому это убийство было выгодно, а не действовать наугад, пытаясь выдавить какие-то признания из каждого, кто попадает в их поле зрения и кто вчера находился на месте происшествия. Можете представить, нашего помрежа Валерию следователь довел до слез, что неудивительно с его манерой допроса.

– Кажется, я знаю, в чем здесь дело, – задумчиво сказала Инга. – Я наводила кое-какие справки насчет официального следствия… – Она запнулась, не желая приоткрывать детали, и то, что уже широко воспользовалась своим могуществом, чтобы выяснить интересующую ее информацию. – Оказалось, что момент смерти установлен очень точно, буквально до минуты.

Она вопросительно взглянула не меня, словно желая знать, понятно ли мне, что это означает. Пришлось признаться, что непонятно.

– Аню видели примерно за десять минут до того, как нашли мертвой. Момент смерти установлен точно, но трудно вычислить, кто именно в этот момент находился за кулисами, понимаете? По сведениям милиции, как раз в это время там мог быть кто угодно. Поэтому-то вас и допрашивали не формально, как свидетелей, а почти как подозреваемых. Этот метод будет применяться к любому, кто предположительно мог совершить убийство.

– За десять минут… – повторила я в раздумьях. – Получается, что девушка умерла сразу же.

– Да. В крови найдено небольшое количество алкоголя и огромная доза веронала. Смерть наступила мгновенно, что было, в принципе, неудивительно, если учесть, что и половина дозы могла легко отправить человека на тот свет. Но убийца решил действовать наверняка. Вполне разумно! Ведь если бы девушка вдруг осталась жива, она бы выдала его.

– Спасти ее было невозможно, – подвела я итог. – Но ведь не могла она распивать вино с первым встречным! Этот человек должен быть непременно хорошо знаком с убитой.

– А вот это совсем необязательно. Анечка была очень общительной девушкой, легко шла на контакт, и ей вовсе не нужно было хорошо знать человека, чтобы согласиться отметить вместе с ним свой успех.

– Она была на хорошем счету в «Классике»?

– Я бы сказала, на лучшем. Она вместе с другими девушками поступила на стажировку около трех месяцев назад и за это время сумела проявить себя в работе честной, добросовестной и инициативной. У меня, кстати, были большие надежды в отношении ее. Остальным девушкам я собиралась лишь выдать премии за время работы, но из них лишь двое были бы зачислены в штат: Аня и еще одна, Вика Аркадьева. Безусловно, Аня была нашей надеждой, и я всерьез думала о том, чтобы всячески способствовать ее карьере, потому и решила отправить ее на некоторое время за границу, чтобы она сама смогла представить себе специфику нашего бизнеса. Да и опять же смогла приобрести какие-то навыки…

– Но ведь ее могли убить как раз потому, что она была лучшей! Это ведь очень просто, убийство из зависти. Ведь кому-то это наверняка выгодно, нужно только выяснить, кому?

– Не все так просто, Ирина, – остановила меня Меранцева легким, но повелительным взмахом руки. – Не стоит думать, что единственной причиной убийства могла быть зависть. Подобные мотивы изрядно претерпели изменения, и не стоит искать во вчерашнем дне аналогию с убийством Моцарта.

– Можно задать вам вопрос?

– Конечно. – Инга провела рукой по распущенным волосам, доходящим до плеч, и вздохнула: – Простите за резкость. Мне трудно держаться. Она была для меня как… Простите еще раз. Что вы хотели спросить?

– Вы… вы сами думаете проводить расследование? Своими силами, не надеясь на правосудие?

Откровенный вопрос, заданный в соответственной манере – в лоб, требовал такого же ответа. Только тогда задавший его будет удовлетворен полученной информацией. Как психолог Инга, конечно, не могла не знать этого. И потому она взглянула прямо мне в глаза и произнесла:

– Я не буду проводить своего расследования. Считайте, что у меня есть на то личные причины. Я не могу их назвать, и никто не способен заставить меня сделать это. Пусть расследованием занимаются другие, все, кто интересуется этим делом. Я никому не буду мешать.

Слишком явный намек проскользнул в ее словах и в том взгляде, который был обращен сейчас на меня. Неужели решимость во что бы то ни стало найти преступника отражается на моем лице? Но если так, то почему она не желает докопаться до истины, хотя и не собирается запрещать другим делать это?

– Инга… – Я замялась, не зная, стоит ли задавать вопрос, который давно уже вертелся на языке. – А вы не думаете, что кто-то хотел подставить вас, организовав эту смерть? Ведь проблем вам теперь точно не удастся избежать.

– Возможно, кому-то и хотелось меня подставить. Именно в этом кроется причина того, что я не хочу проводить расследование. Вы, безусловно, правы и насчет проблем, которые появятся у меня в связи со случившимся. Эта презентация значила очень много для нашего ресторана – и в плане вложенных средств, и в плане связанных с нею перспектив. Теперь придется смириться с неизбежными потерями и упорно работать над тем, чтобы свести их к минимуму… А проверять тех, кто составляет мое окружение, искать в них изъяны, превращая в доказательства то, что они настроены ко мне недоброжелательно?.. Нет, не могу! Если кто-нибудь другой занялся бы этим, то ему было бы проще, так как у него нет субъективного отношения к людям из моего окружения. Вы понимаете меня?

– Вполне. Спасибо, Инга. Не думайте, что это обыкновенное любопытство обывателя, просто меня, как и всех, потрясло случившееся. Будем надеяться, что преступник понесет заслуженное наказание.

– Будем.

– Могу я надеяться, что в свете последних событий ваше приглашение в будущем посетить ваш ресторан остается в силе?

– Конечно. Вы в любое время можете появляться в «Классике» и общаться со всеми, с кем сочтете нужным. Лично я даю вам на это полное и безоговорочное согласие.

И снова этот скрытый намек. У меня возникло такое ощущение, будто именно мне выдано негласное разрешение на проведение расследования.

* * *

Когда я вышла из кабинета Меранцевой, в комнате рядом, мне показалось, возникла какая-то не слишком явная суета, словно кто-то спешно сменил положение. Я взглянула на рабочее место секретарши: она сидела за столом и внимательно разглядывала какую-то бумагу. Все-таки, несмотря на то что девушка, безусловно, качественно выполняет свою работу, ее любопытст-во может в какой-то момент изрядно ей повредить. По крайней мере, совсем не обязательно подслушивать разговоры, происходящие в кабинете начальницы. Вряд ли это способно понравиться Меранцевой.

– Уже уходите? – с доброжелательной улыбкой осведомилась девушка.