Пора бы уже Сэму приехать.

– Гейб? – позвала Эстер.

Гейб отвернулся от огня.

– Помнишь, ты просил рассказать историю? Одна и правда есть. Ты был прав, у всех есть история. Хоть какая-то. Из того, что есть, себя и лепишь. Я росла в доме с душевнобольной матерью-алкоголичкой. Она сама была сирота, ни сестер, ни друзей. Я даже не знаю, кто мой отец и жив ли он. Раз в месяц нам присылали по почте пособие по инвалидности, и на него приходилось как-то жить. Чтобы отгородиться от мира, я много читала. Каждый день смотрела «Главный госпиталь». Мечтала стать агентом ЦРУ. Друзей у меня не было, вообще, но я даже не догадывалась, что одинока – или что я одна, – пока не узнала людей, пока обо мне не стали заботиться. И единственный, кто протащил меня через все это, – я сама, и если я что и усвоила на всю жизнь, так это то, что я стойкая. Никогда не сдаюсь.

Гейб сидел на пороге. Ветер обдувал его, снежинки кусали щеки.

– Я не сразу оказался на озере, – произнес он, – сперва меня помотало.

– Знаю, – ответила Эстер.

– Помню разные мелочи, – продолжал он, – урывками. Помню женщину, у которой волосы разделены по прямому пробору, дом в лесу с розовым кустом. Помню ожерелье из конфет, детскую площадку на чьем-то заднем дворе, вечеринку у бассейна. Но до озера все воспоминания – как тени, четких деталей нет.

– Что было на озере? – спросила Эстер. – Что произошло у вас с человеком, которого вы убили?

– Лайла хотела вернуть меня Шерил. Я умолял не отсылать меня, но она даже слушать не стала. Тогда я рассказал про Шерил, как она со мной обращалась, а Лайла ответила, что я сам виноват. Прогнала меня. Я все рассказал Сэму, про дом и мотель, а он расспрашивал меня, сколько эти люди платят, можно ли слупить с кого-нибудь штуку баксов. Предложил сфоткать их, шантажировать, но все пошло не так. Тот мужик приехал, и мы его убили. Я убил его.

– Скольких еще вы убили? – спросила Эстер.

– Всего шестерых, – ответил Гейб, удивляясь тому, как легко эти слова слетели с языка. – Я думал, со временем станет легче, но всякий раз было тяжело. Я ведь не Сэм. – Эстер верно сказала: Сэм – серийный убийца. Но кто тогда он, Гейб? – Мне и тебя надо убить.

– Ладно, – протянула Эстер и спросила, тщательно подбирая слова: – Так почему ты не сделал этого? Почему до сих пор не убил?

Гейб честно пытался исполнить волю Сэма. В каком-то смысле, он и сам хотел убить Эстер, ведь потом будет проще, разве нет? Он снова скроется. Он будет с Сэмом. Вот только Гейб любил Эстер. Любил Кейт, которую должен был защищать. Любил их дом, их собаку и их общего еще не рожденного сына. Любил свою мечту. В голове замелькали образы: как он бежит по лесу, как тот мужик убегает от него, ломится через дом. Гейб вспомнил, как утратил контроль над собой. Неужели он никогда не исправится?

Он хотел обернуться к Эстер, но не посмел. Не вынес бы ее взгляда, потому что, несмотря ни на что, несмотря на то, что случилось с Кейт, он спас Эстер. Пусть знает: он ее спас. Защитил от всего нехорошего, что могло с ней случиться. Или хотя бы попытался.

– Не скажу, – ответил он. – Ты решишь, что я спятил.

– А ты попытайся.

Гейб собрал волю в кулак, мысленно досчитал до пяти и произнес:

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Гейб услышал, как Эстер встала, и вообразил, что сейчас она подойдет к нему сзади, обнимет. Прижмется к нему щекой. Тот поцелуй он никогда не забудет, потому что ничего лучше с ним в жизни не случалось. Знает ли об этом Эстер? Знает ли, что он спас ее? Гейб попытался убедить себя, что Эстер не покинет его. Закрыл глаза и как наяву услышал ее запах – не этот запах дыма, который пристал ко всему, а другой, который будет потом: корица, ваниль и радость. Эстер в свитере, облепленном собачьей шерстью, а он подносит ей бокал вина после долгого дня.

– Ты хороший человек, – сказала Эстер. – Хотя вряд ли знаешь об этом. Сэм выбрал тебя не из доброты. Он тебя использовал.

Гейба накрыло волной сожаления, и он вцепился в дверной косяк.

– Заткнись, – велел он и ударил по дверной раме. – Заткнись. – Ударил еще раз, так что лопнула кожа на костяшках. – Молчи, молчи!

Он виноват, виноват во всем. Гейб впервые за долгое время, впервые за всю жизнь осознал это. Он сам и сделал свою мечту несбыточной. Сдерживая слезы, Гейб спрятал лицо в ладони. Столько всего хотелось исправить. Эстер приблизилась. Значит, по-прежнему стояла рядом…

– Можно ведь уйти, – сказала она. – Серьезно. Время еще есть. Беги в Монреаль. Незаметно перейди границу, выучи французский, стань кем-то другим.

– Нельзя, – возразил Гейб. Ему стало невыносимо слушать Эстер. Хотелось просто закрыть глаза, уснуть, исчезнуть, все забыть. – Одному нельзя. – «Без тебя нельзя», – имел он в виду.

– Можно.

– Нет.

– Послушай. Помнишь, как я сказала, что ты не такой уж и плохой? Помнишь это? В парке? Я говорила честно. Сейчас, конечно, так не сказала бы, но тогда говорила от всей души. Обещай, что не забудешь этого.

– Я сожалею, – сказал Гейб. Ему и правда было жаль. Хоть бы Эстер его услышала и поняла, что он говорит правду. Он еще ни во что так не верил. – Обо всем сожалею. Очень-очень.

– Я знаю. И я сожалею, что ты через это прошел… Шерил, Бобби, они такое с тобой сотворили… Я даже вообразить не могу, каково тебе приходилось. И я понимаю, что ты должен был бежать любой ценой. Я правда тебя понимаю.

Гейб снова спрятал лицо в ладони.

– Гейб?

Эстер подошла еще ближе. Как же он ее хотел.

– Что? – спросил он.

– Об этом я тоже сожалею.

Он обернулся как раз в тот момент, когда снегоступ ударил его в висок. Мир кругом почернел.

Анджела позвонила, а потом забарабанила в переднюю дверь дома Эстер Терсби. На одну руку она намотала поводок Бутч, в другой держала поддон с лазаньей. Сидя дома, в ожидании, она чуть не свихнулась. Исайя пошел в школу, а Кэри после долгих уговоров отправилась на работу, однако попкорн из микроволновки и телевизор отчего-то не казались такими привлекательными, как вчера. Тогда Анджела заскочила в приемник для бездомных животных и забрала там собаку, а после отправилась с ней в больницу навестить Джейми. Через окно она смотрела, как он, забинтованный, с трубкой в горле, лежит на койке, пока наконец проходившая мимо медсестра не напомнила, что в отделение интенсивной терапии с животными нельзя. Тут бы показать значок, но его забрал Стэн. Он забрал и пистолет, и работу, и саму ее личность – теперь все это томилось в ящике его стола.

Снаружи, по пути на парковку Анджелу атаковала орда репортеров: они выкрикивали вопросы, то и дело вставляя фразы типа «неспровоцированный» и «злоупотребление силой». Следом волочилась толпа гражданских, они снимали эту суматоху на камеры сотовых. Анджела, пробираясь к машине, споткнулась о поводок. И угораздило же ее надеть розовые треники! Выезжая с парковки, она чуть не сбила пожарный гидрант.