Он усмехнулся уголком губ, откинулся на спинку, заложил руки за голову. Задумался, глядя в потолок. А потом перевёл взгляд на меня и ответил:

— Никак. Мне это не удаётся, Юна. Так же, как и тебе. Так же, как и всем людям в мире. В этом суть человечности, её грязь, её низость и мелочность. Мои решения часто продиктованы не благом и здравомыслием, а эгоизмом. Кажется, я уже достаточно вырос, чтобы честно это признать.

— Человечность — величайшая из опасностей, — вырвалось у меня прежде, чем я успела вспомнить, что это слова Демиурга.

— Да, — быстро согласился Джер. — Но не только. Кое-кто очень близкий научил меня, что в человечности таится ещё и великая сила. Могущественная магия, способная на великие свершения. Путь даже они и кажутся крохотными со стороны.

— Похоже на речи Голомяса, — хлюпнула носом я, устраиваясь на мужской груди.

— Этому меня научила ты, — неожиданно выдал Джер.

Я снова подскочила, как потревоженный суслик и уставилась на ментора круглыми глазами. Я? Чему-то научила Джера?

— Именно ты, — ответил он на мой мысленный вопрос и улыбнулся. — Это тоже те истины, которые невозможно узнать иным способом, кроме как — почувствовать.

Он замолчал, хотя мне всё ещё было непонятно.

— В тебе столько живых эмоций, искренности и преданности, — слова давались ему с трудом, как бывает в минуты откровений. — И я давно уже все их разделяю с тобой — не только по связи, нет. — Джер убрал клок волос от моего лица и едва коснулся знака соединения. — Ты напоминаешь мне об утраченных ценностях. С тобой я стал уязвим — это правда, но в то же время настолько могущественен, насколько может быть человек без страха потерять всё без остатка. Потому что даже в этом случае у меня останется самый веский повод жить дальше.

Я потянулась, было, снова поцеловать его, но остановилась. На мужской щеке остался грязный след от моего прикосновения. Я вдруг поняла, что явилась сюда прямо с битвы, и острая, резкая боль от потери Неда заглушила всё прочее — стыд, неловкость, смущение. Горе всё ещё стискивало затылок колючими тисками, но Джер как всегда нашёл те слова, которые были мне необходимы. Ведь у меня тоже был повод жить дальше. Кажется, я понимала, о чём он говорил… Но была так растеряна, что не знала, что ответить.

— Это кинжал Комдора? — спросил ментор, когда молчание слишком затянулось.

— А? — не сразу сообразила я, но всё же вспомнила и вытащила новое оружие на свет. — Да. Аспид.

Длинный, тяжёлый клинок был не чищен, но даже сквозь засохший яд икша проглядывалась вязь и глубокая борозда вдоль лезвия, делящая его на две симметричные части. Словно язык смертоносного ящера, чей укус вызывает мгновенную смерть.

— Аспид, — понятливо кивнул Джер и вытащил рукоять из моих рук.

Он повертел кинжал, рассмотрел его, взвесил на ладони. Заключил:

— Хорошее оружие. Но слишком тяжёлое для женской руки. Нужно будет научить тебя, как им пользоваться.

— Давай снова сходим на край земли? — с энтузиазмом предложила я. — Теперь у меня будет больше времени. Да почти всё свободное время! Впереди целое лето, и я не выйду без тебя из академии. Клянусь, теперь я буду беречь всё, что у меня есть. У меня есть так много!

Эта идея была ещё одной спасительной ниточкой, вытягивающей меня из бездны отчаяния. Я даже попыталась улыбнуться, хватаясь за мысли о живых, о Куиджи с Моном, которые, наверное, ещё не спят в своих постелях… О моей светлой, родной и заботливой Фиди. Да даже о Сирене, язвительной вертихвостке! «Не забудь отдать ей землянику, Горст. Это было моим последним желанием», — впервые подал голос Аспид. К горлу снова подкатил ком, и я часто заморгала, опустив глаза.

— С Орденом Крона покончено? — Джер поднял мой подбородок, не позволил спрятать взгляд.

— Будет покончено, — честно призналась я. Втянула воздух сквозь зубы, морщась, как от застарелой боли. — Они не оставят меня в покое, а я не собираюсь больше убегать. Мне стоит явиться в приют и попрощаться. Честно сказать Демиургу, что наши пути разошлись.

Отчего-то Джер усмехнулся, хотя ничего смешного в моих словах не было. Но возражать не стал.

— Пожалуй, он не причинит тебе вреда, — кивнул ментор. — По крайней мере сейчас.

— Так ты не против? — удивилась я.

— Нет. Мне понятно твоё желание завершить старые дела. Если, конечно, ты и вправду намереваешься их завершить.

— Обещаю! — подхватилась я. — Больше никакого Ордена Крона, охоты на икша и других сомнительных приключений! Мне бы только защитить тех, кто дорог…

Я резко встала, но едва не рухнула от внезапного головокружения. Перед глазами поплыли алые круги, а ноги едва не подкосились.

— Тебе нужно отдохнуть, — Джер на этот раз не стал меня обнимать, только осторожно поймал за локоть и помог вернуть равновесие. — И хорошенько выспаться. Идём, я тебя провожу.

— Идём, — легко согласилась я.

Кажется, теперь бы я согласилась на что угодно! В последнее время так часто видела смерть, очень много смертей, что теперь ощущала себя на самом острие жизни — и больше всего мне хотелось сберечь её. Отлить в воске или в прозрачном желе, чтобы она застыла в неизменном виде, в любимом Кроунице, родной академии и рядом с ментором.

Когда мы вышли во влажную ночь, пахнущую молодыми клейкими иголочками и туманом, я вдруг остановилась и посмотрела на Джера в густой темноте. Боги, как он был красив! Как же я раньше этого не видела? В нём словно сосредоточилось всё новое и древнее — совсем ещё юный, молодой мальчишка, отчего-то мыслящий как старец. Мудрость в мелких морщинках у глаз, сила в острой линии скул и холодная ярость в крохотном шраме у губ. В нём был заключен целый мир, который я до сих пор не потрудилась даже познать!

«Поцелуй меня,» — попросила я мысленно.

И он поцеловал. Не отстраняясь, не брезгуя юной мейлори, не стыдясь своих чувств. Тонкий бледный месяц осветил нас серебристым светом, выглянув из-за низких туч. Я пила счастье с его губ — необходимое, самое настоящее и чистое, которое мне только доводилось испытывать. Как стыдно это было в ночь, когда погиб Комдор! И как упоительно это было в ночь, когда я родилась заново!

Хвойный лес шелестел во тьме, и мир плыл, плыл над нами тёплым ветром, шумел сломанными ветками в далёкой чащобе и жужжал неспящими жуками над холмом. Мы были словно ему созвучны — в этот миг мы учили и небо, и лес, и воздух быть счастливыми: в этом ведь и был смысл существования — в предельной ясности и благополучии. В возможности быть вместе, стоять рядом, дышать друг другом, касаться тел. Ради этого было… всё.

Мне не хотелось, чтобы это заканчивалось. Никогда. Промелькнула мысль даже вернуться обратно в дом, затащить ментора туда силой и остаться с ним до утра. Но какой-то приятный, трепетный страх кольнул сердце, пробежался ледяными мурашками по позвоночнику.