Иначе изгоняли, убивали, селения сжигали. А от поляков, турок, крымцев в Петербург и Разумовскому сыпались жалобы на разбои запорожцев – что их банды вторгаются на чужую территорию, грабят. Гетман пробовал отписываться, но по неопытности лишь усугублял претензии.

Да что там приграничье! В его собственных владениях его же родственники с казачьими полковниками так грабили народ, что люди бежали в Запорожье, Новосербию, Славяносербию. Стонал и взывал к царице богатый Киев. Раньше он никогда не входил в «Гетманщину» – под власть России перешел по отдельному договору и управлялся русским губернатором. Елизавета же «до кучи» подчинила город Разумовскому, и его клевреты разошлись там до беспредела. Потоки жалоб привели к тому, что государыня в 1754 г. вызвала гетмана для объяснений. А его правая рука Теплов подсуетился предать благодетеля. Представил для императрицы записку «О непорядках, которые происходят от злоупотребления прав и обыкновений, грамотами подтвержденных Малороссии». Умолчал лишь о том, что сам был среди главных хищников.

Разбирательство длилось три года, и власть гетмана урезали. Приставили к нему контроль от Военной коллегии. Запретили ему переписываться с иностранными правительствами. Упразднили таможни между Россией и Малороссией. Запорожье и Киев из ведения Разумовского переподчинили Сенату. Но и головная боль досталась Сенату. Вскоре Польша прислала в Петербург список выловленных гайдамаков, из них 474 значились запорожцами. В Сечь пошли приказы принять меры против разбойников. Но запорожские старшины сами были в доле, посылая подчиненных на грабежи. Покрывали их, спускали дело на тормозах. Или прятали концы в воду. Крымский хан поднял скандал об угоне 3 тыс. лошадей. На требования расследовать преступление казачья верхушка повесила 13 исполнителей, а коней разобрала в свои табуны.

Русское командование стало высылать на патрулирование границ драгун и слободских казаков. В стычках с запорожцами были убитые с обеих сторон. Продолжались и их столкновения с соседними областями. Сечевики присылали делегации в Петербург, оправдываться. Но при этом хитрили и наглели, ставили вопрос ребром: «Нужны мы вам или нет?» Разводили руками, что они-то, начальники, верны царице, но если казачья масса обидится, то уйдет к татарам. В итоге эти конфликты привели к ликвидации Сечи, хотя Елизавета на такой шаг не решилась – его сделала только Екатерина II.

Ну а Разумовскому после всех неприятностей игра в малороссийского князька показалась слишком хлопотной. Он стал ссылаться на загруженность в Академии наук, на здоровье и все реже появлялся в Батурине и гетманской резиденции в Глухове. Здешние его дворцы приходили в запустение, он предпочитал проводить время в других своих дворцах – подмосковном Петровско-Разумовском и в Петербурге на Мойке. Давал балы и вечеринки, куда заглядывал наследник. А Екатерина сошлась с гетманом душа в душу, провернув маленькую интригу. Попросила Разумовского как бы тайно предоставлять помещения для развлечений мужа с его любовницами (одной из них стала супруга Теплова) – чтобы не мешал ее собственным встречам с Понятовским. Потом сообразила, что и ей для свиданий нужно укромное место. Обратилась к тому же Разумовскому, он любезно предложил гнездышко в другой части громадного дворца. Так и устроились. Петр с женщинами зависал у «друга», не подозревая, что Екатерина неплохо проводит время совсем рядом.

Глава 23. Перед грозой

«Единорог» Шувалова

Всеобщая коррупция и воровство влекли в развал и анархию не только Малороссию, но и саму Россию. Города, уезды, губернии превращались в «удельные княжества», где бесконтрольно хищничали местные начальники. Иногда их наказывали, в 1754 г. били кнутом за взятки князя Кропоткина и писаря Семенова. Но такие случаи были очень редким исключением. Доходило до того, что сама императрица изобличила перед Сенатом воронежского воеводу Пушкина и белгородского Салтыкова за поборы с населения – но они подмазали кого нужно, и дело замяли. Были и «чистые» схемы с невозможностью обвинить. Так, в одном из городов воевода обходил дома под Рождество, как бы «колядовал», собирая обильную дань «подарками». Другие вообще не деликатничали. В Белгороде Салтыкова переплюнул воевода Морозов. Купцов, отказавшихся участвовать в «отмывке» украденных казенных денег, он порол кнутом, даже резал уши. Невзирая на жалобы, остался безнаказанным. Должности-то доставались по протекции, в правительстве сидели покровители преступников, поэтому зафиксировано множество случаев, как под удары попадали сами жалобщики.

Ну а по деревням помещики, силясь угнаться за стандартами роскоши, выжимали крестьян. Причем понятие «крепостного права» оставалось весьма неопределенным. Изначально, с 1592 г., оно подразумевало только запрет для крестьян уходить от одного землевладельца к другому. Такой порядок узаконило Соборное Уложение царя Алексея Михайловича в 1649 г. Но оно лишь прикрепило крестьян к хозяйству! Согласно Соборному Уложению, у крестьян запрещалось отбирать землю и имущество, запрещалось продавать их – «крещеных людей никому продавати не велено» [87]. Розничной торговли крестьянами не было и при Петре I. Но мы уже отмечали, как незадолго до смерти, в 1724 г., он ввел «подушную» подать. С крепостных ее собирал помещик и платил государству по количеству «душ». Отсюда утверждалось представление, что это его собственность. А при Петре II знать увлеклась моделями Польши, дворянство стало «шляхетством» и перенимало отношение к «хлопам», а у поляков крепостное право было суровым. Однако осуществлялось это без всяких законов, «явочным порядком».

Первый законодательный акт появился только при Елизавете. В 1746 г. Сенат издал указ, ограничивший право владеть крепостными только дворянством: «Впредь купечеству, архиерейским и монастырским слугам, и боярским людям и крепостным, и написанным ко купечеству и в цех, такоже казакам и ямщикам и разным разночинцам, состоящим в подушном окладе, людей и крепостных без земель и с землями покупать во всем государстве запретить» [88]. Из текста видно, что крепостными успели обзавестись купцы, простонародье, казаки, слуги и даже крепостные. Такую собственность признавали незаконной, отбирали. Но, например, богатые казаки уже получили офицерские чины, стали дворянами, право иметь крепостных сохранили.

Среди купцов исключение допускалось для владельцев предприятий. Желая удержать деревни с крестьянами, они регистрировали фиктивные фабрики. С другой стороны, царица и правительство щедро приписывали к заводам государственных крестьян. Так, Ломоносов получил для своей фабрики хрустального стекла 200 «душ». Куда больше получали Шуваловы и иже с ними, строившие заводы на Урале. А в 1755 г. императрица официально передала заводских крестьян в собственность хозяевам предприятий. Вчера числились свободными – и одним махом стали крепостными.

Но как с ними обращаться, ни один закон не оговаривал. Дворяне в поисках денег продавали деревни с крестьянами, их проигрывали в карты, вносили в залог кредиторам или в первых российских банках. Хотя все же подразумевалось, что крепостной привязан к той или иной «вотчине». Переходил от одного барина к другому