Но хотя МГУ сейчас носит имя Ломоносова, фаворит-то его откровенно «кинул». Куратором учебного заведения стал сам, директором поставил одного из «отцов» московского масонства Аргамакова. Правда, он вскоре умер, ну так Шувалов заменил его махровым масоном Мелиссино. Ломоносову не обломилось в университете даже факультета или кафедры. Фаворит запудрил ему мозги, что он возглавит второй университет, который создадут в Петербурге, но сам же и зажал эту идею. Вроде бы из-за его невыдержанности, слишком властного характера. Настоящая причина была иная. Шувалов использовал ученого как полезное орудие, но их мировоззрения очень отличались. «Ночной император» формировал центры вольнодумства, а Ломоносов с поморского детства сохранил незыблемую веру. Например, безбожника Вольтера он напрочь отвергал. А Шувалов даже Елизавету сумел убедить, что Вольтер – «гений», царица заказала ему писать историю своего отца за высокую плату, его приняли почетным членом российской Академии наук.

Фаворит стал и неофициальным «министром культуры». Под его покровительством в 1756 г. был учрежден Русский императорский театр, директором был назначен Сумароков (кстати, тоже масон, друг Мелиссино, его однокашник по Шляхетскому корпусу). А сферой изобразительного искусства, как и литературы, ведала Академия наук. Шувалов лично подготовил документы, чтобы особо выделить из нее Академию художеств. Обосновал, что развитие искусства будет способствовать славе империи и «великою пользою казенным и партикулярным работам», за которые иностранные мастера берут непомерную плату [81]. Сенат принял его проект указа, императрица утвердила.

Шувалов стал попечителем и главным директором Академии Художеств. И отнюдь не формальным, занимался ею сам. Находил среди молодежи из простонародья талантливых учеников. Добился, чтобы лучших выпускников за казенный счет посылали совершенствоваться в Италию и Францию. Подарил Академии Художеств собственную богатую библиотеку, коллекцию из 104 полотен европейских мастеров: Рембрандта, Ван Дейка, Тинторетто, Перуджино, Веронезе и др. Ну а для всей России влияние Шувалова привело к усиленному внедрению французского языка, его знание автоматически приравнялось к культуре и хорошему воспитанию.

Глава 22. Императрица становится бабушкой

Наследник Петр Федорович с женой Екатериной и сыном Павлом. Картина Анны де Гаск

Фридрих не только увеличил свою державу, он и казну наполнил грабежами. Сразу после войны принялся строить в Потсдаме собственный аналог Версаля – великолепный дворцовый комплекс Сан-Суси. Но Бестужев оказался прав. Приобретения не удовлетворили прусского короля, а разожгли его аппетиты. Он выискивал, где бы еще устроить заваруху. Голштинский Адольф Фредерик, которого Россия протолкнула в наследники шведского престола, был безвольным обжорой, и Фридрих окрутил его со своей сестрой Луизой Фредерикой, властной и энергичной. Переехав с супругом в Стокгольм, она нашла общий язык с воинственной партией «шляп». В 1747 г. Швеция заключила с Пруссией оборонительный союз против России. А в 1751 г. Адольф Фредерик занял место умершего монарха, и открыто зазвучали русофобские призывы. Бестужев ответил грозными нотами, а прусский король потирал руки, стравливая две державы.

Хотя его сестра сформировала и свою сильную партию, задумала вернуть королю реальную власть. Но тут уж вздыбилась вся шведская знать, «шляпы» сплотились с миролюбивыми «колпаками», и Адольфа Фредерика с Луизой Ульрикой окоротили вообще ниже плинтуса. Даже их сына отобрали на воспитание государства, запретив родителям вмешиваться. А риксроду предоставили полномочия утверждать документы, без короля, если он против, – для этого изготовили штемпель с его подписью. В этих дрязгах и разборках шведские агрессивные поползновения заглохли.

Но Фридрих тут же перенацелился в другую сторону. В 1752 г. в Польше на сейме вдруг прозвучали его угрозы. Он накопал претензии к Августу III и панам, требовал «компенсаций». Его держава оставалась разделенной. Между ее ядром, Бранденбургом, и Восточной Пруссией лежала вдоль Вислы полоса польской земли с Данцигом. На эту область и разохотился Фридрих. Указывал, что Данциг принадлежал Тевтонскому ордену, т. е. Пруссии, незаконно отделившись в 1454 г.

Август III уже знал на своей шкуре, что прусский король слов на ветер не бросает. Саксонский посол в Петербурге кинулся к Бестужеву за защитой. Канцлер пообещал, но… почуял и возможность поживиться. Печально признался, что растратил 20 тыс. казенных червонцев, и при первой же ревизии его, лучшего друга Саксонии, уволят. Тогда уж он ничем не сможет помочь. Причем просил поделиться этой «новостью» с английским и австрийским послами. Британский дипломат Вульф возмутился. Показал расписки, что за последний год передал Бестужеву уже 62 тыс. Австрийский и саксонский послы кое-как уговорили его раскошелиться на 8 тыс. Остальное прислали из Вены – потому что и правительство Марии Терезии спускать новые хищничества не желало. Объявило, что будет считать вторжение Фридриха в Польшу поводом к войне, ведь Август III в качестве курфюрста Саксонии был вассалом императора [82, с. 152–162].

Бестужев, получив нужную сумму, сделал официальное заявление: Россия тоже признает подобные действия Фридриха поводом к войне. Но при условии, если выступят и другие союзники Августа III. Однако данное условие не приняла Англия. Ей-то на Польшу с Саксонией было наплевать. А Бестужев рассчитывал именно от нее получить субсидии на армию. После долгих утрясок в 1753 г. слепили новую формулировку: Россия будет считать поводом для военного вмешательства нападение Фридриха на британский Ганновер. Такой расклад английский король и правительство сочли интересным. Начались переговоры о субсидиях. Но и прусский король в ответ воззвал к Франции: его, вернейшего друга Людовика XV, «окружают» и хотят изничтожить. Манил Польшей, которую французы давно тянули под свое влияние. Да только они в прошлой войне слишком измочалились, на подстрекательства не поддались.

Свою схему равновесия в Европе, построенную на союзах с Австрией и Англией, Бестужев перед Елизаветой авторитетно называл «системой Петра» (что являлось подтасовкой, дипломатия Петра была очень переменчивой и гибкой). Францию канцлер выделял непримиримым врагом нашей страны, особенно в ее связях с Турцией, постоянной скрытой угрозой Швеции. И с набирающим силу очагом агрессии в Пруссии. Хотя молоденький Иван Шувалов, наоборот, боготворил Францию. Он не имел никаких официальных полномочий в международной политике. Но он привлек вице-канцлера Воронцова. Постарался выручить его из опального положения, вернуть ему расположение царицы. А Воронцов теперь стал петь с голоса Шуваловых – в пику Бестужеву.

Канцлер, строго храня свои секреты, работал дома, в узком кругу доверенных сотрудников. Его противники воспользовались, Коллегию иностранных дел взял под контроль Воронцов. В ссоре с младшим братом был и Михаил Бестужев. Канцлер отправил его послом в Саксонию, потом перевел в Австрию. Супруга Михаила Анна Ягужинская по делу Лопухиных была бита кнутом и сослана навечно в Якутск, и он за границей женился на богатой вдове, графине фон Гаугниц. Привел доводы, что Анна была приговорена к смерти, и если царица ее помиловала,