– У тебя дела. Там… Возможности появились, горизонты новые. Звонки важные, – сказал я через силу, больше всего на свете желая, чтобы в этот момент она осталась со мной рядом.

Мне было страшно за жизнь брата. Страшно, как никогда раньше не было. Наверное, я его только сейчас понял, когда он за мою жизнь усердно хватался, за каждую соломинку спасения для меня, когда было подозрение на неизлечимую опухоль. Да, я в полной мере это прочувствовал на своей шкуре и был готов сделать для него тоже самое, отдать себя – всего.

– Не мели ерунды, Адам. Ты же мой лучший друг. Притом единственный… – сказала Эва. – Ты оказался в беде. Я буду рядом.

Это так важно и нужно. Я стиснул ее пальцы своими, и мы вместе принялись ждать новостей.

Наверное, в этот момент я понял, что она сделала для меня столько, сколько никто и никогда до нее не делал. Я это оценил, правда, оценил.

Меня восхитили до безумия помощь Эвы и ее бесстрашие. Если бы я не сидел, клянусь, в тот момент от притока гормона счастья в крови меня бы зашатало.

Это было так странно: мой брат при смерти, я за него половиной души болел, а второй половиной был рад, что рядом со мной – Эва. Боже, как я этому рад…

* * *

– Адам. Адам, к нам врач идет! – тихонько шепнула Эва, постучав меня по плечам.

Я с трудом оторвал голову от мягкого, сел и сощурился.

– Я спал? Уснул, что ли?

– Мы здесь больше суток находимся. Да, ты немножко уснул.

– Скажи, как есть, задрых…

Я почесал пальцами правую сторону. На щеке отпечатался круглые следы. Точно такие же, как декоративные пуговицы на фартуке Эвы.

– Я у тебя на коленях задрых?

– Как малыш, – подтвердила она. – Большой, уставший мальчик.

– Больше суток мы здесь, – повторил я. – Ну, где там врач?

– Вон там. Медсестра его задержала.

– В общем так, – сказал я решительно. – Что бы он ни сказал, а ты домой отправляешься. Ясно? Хватит тебе здесь ютиться. Умоешься хотя бы как человек. Ну что это… в раковине кое-как лицо ополаскивать и шею… Никуда не годится.

– Намекаешь, что я плохо выгляжу?!

– Что? – взревел. – Ты выглядишь для меня сексапильно! В любом виде. Но я понимаю, что ты здесь больше суток, а до этого на работу ни свет ни заря встала, да? Толком ни ешь, ни спишь… Что это такое? – показал на урну, полную стаканчиков из-под дерьмового кофе. – Никуда не годится. Это мой брат находится при смерти, а тебе нужно выспаться, отдохнуть…

– Там лежит твой брат, и поэтому ты – здесь, и ты – мой друг. Не оставлю тебя одного! – упрямо заявила Эва. – Все, спор закончен! Врач идет!

Шикнула змейкой рассерженной, а у меня от ее взглядов сердитых все приподнялось. Так не к месту в больнице подобным образом реагировать! Даже стремно как-то: брат при смерти, а я мучаюсь от резкого и мучительного прилива возбуждения.

– У меня хорошие новости! – сразу же сказал врач. – Ваш брат пришел в себя. Он потерял очень много крови, еще сильно слаб. Но опасность жизни миновала. Теперь только постельный режим. Позднее потребуется еще кровь, но уже не в таких количествах. На этом все.

– Все? А к нему можно? Док, пожалуйста! Это мой брат. Мой близнец. Мое все!

– То, что вы близнецы, я заметил. Две минуты. Не больше.

– Спасибо! – я обнял доктора так, что он в спине хрустнул, а потом потянул Эву за собой. – Эва! Пошли.

– Постойте. Я вам разрешил, а девушка?

– Док, она ему буквально пальцами артерию зажимала, пока я жгут накладывал. Если бы не она…

– Очень смело для девушки! – похвалил врач. – Правило двух минут это не отменяет. На вас двоих! Не на каждого. Четыреста седьмая палата.

Мы побежали, быстро напялили халаты, вошли к Якубу. Он лежал белый-белый, как простыня, и очень слабый, едва приоткрыл глаза при нашем появлении.

– Вот ты и превратился в бледнолицего, братишка!

Обнять его даже было страшно! Похудел, побледнел… Вроде бугай ростом с меня, а выглядит как тень.

– Адам, – хрипло отозвался Якуб. – Ты чего?

– Ты мне позвонил. В курсе? Я и прилетел.

– Тебе?

– Мне-мне.

– Не ей.

– Нет.

– Ладно. Так даже лучше. Не судьба значит.

– Какая еще на хрен не судьба?! Я с тобой об этом позднее потолкую, брат! Так просто от меня не отделаешься. Тебя ждет реформация.

– Иди ты нах… со своими… деформациями.

– Реформация! Это другое…

– Отвали.

– Фу, какой ты невежливый! А я тебя, между прочим, кое с кем познакомить хотел. Это – Эва, – произнес благоговейно. – Самый лучший в мире повар-кондитер и просто хороший человек, которому ты обязан спасением жизни.

– Адам, прекрати! – зарделась Эва.

– Но-но, героев нужно знать в лицо. Ты, брат, кровь фонтанами пускал, а она помогала мне тебя довезти! – произнес с чувством.

– Мне приятно. Якуб, – шепнул брат и закрыл глаза.

– Все, на выход! – потребовал врач. – Две минуты кончились. Прошли! Выходите, молодые люди. Завтра придете. Никуда ваш Исаев не денется!

Конечно, я приду завтра, но что мне делать сегодня? Я с трудом заставил себя уйти, только потому что надо было проводить Эву, отдать ей должное и поблагодарить за помощь.

До дома добрались на такси. Не было сил и уверенности, что я за рулем не усну и не наделаю аварийных ситуаций на дорогах. Поднявшись на лестничную площадку, я попросил Эву:

– Зайдешь ко мне? Это ненадолго.

– Адам, я так умыться хочу. И кошку надо проверить.

– Ладно, – вздохнул я. – Тогда… Потом? Ты только не усни, ладно?

– Уснуть? Вот это вряд ли. Я вроде крови не боюсь, но как закрываю глаза, вижу все это… Теперь будет всюду мерещиться.

– Я с тобой одну процедуру проведу, мигом заснешь. Сугубо профессиональная услуга в качестве благодарности за помощь.

Эва поколебалась, но согласилась.

Воодушевленный, я помчался к себе, прямиком в душ – отмываться от запаха крови и пота и надрачивать, как сумасшедший, чтобы не набрасываться голодным зверем на красавицу, которую хотел безумно.

Выплеснулся, как из брандспойта на кафель, и задышал тяжело, пробормотав:

– Ты же, бля,