он указал на Сто Семьдесят Второго. — Скажи мне, милая, разве эта тварь похожа на меня? Разве эта тварь может называться моим сыном?

— Так отчего же вы его не отправите на сцену? Почему мучаете невинных?

— А кто сказал, что он на ней не бывал? — Брутус лукаво подмигнул скорпиону. Тот продолжал неподвижно стоять, будто речь совсем не о нём. — Кажется, в своё последнее выступление он оставил там свои уши. К слову, девчонка заслужила наказание, здесь нет невинных, моя дорогая.

Изуродовать своего сына на потеху толпы… Это кем нужно быть?!

— Чем можно заслужить такое издевательство? — Ровена не сумела скрыть своего изумления. — Это же… Так нельзя! Она достаточно натерпелась, отпустите её, вы же можете.

— Разумеется, могу! Но как прикажешь поступить с моими гостями, заплатившими за такое развлечение кругленькие суммы? — Брутус сверкнул белоснежной улыбкой. — Или ты готова занять её место?

Ровена поникла, уткнувшись взглядом в безупречно отполированную поверхность стола. Ничего циничнее она ещё не встречала: торговать чужой болью — какой же безобразной должна быть душа, чтобы прийти к такому?

— Что же ты притихла, моя отважная принцесса? — продолжал магистр, явно приняв её молчание за свой триумф. — Свои убеждения нужно подтверждать делом, иначе цена им — ломаный медяк. Ты же радеешь за собратьев, мечтаешь освободить их, не так ли? Или твои благородные стремления всего лишь ширма, скрывающая тщеславие и жажду власти?

Нет, не слушай его, это ложь! Корона — инструмент, который поможет очистить эти прогнившие, смердящие кровью и испражнениями земли. Прибрежье достойно стать справедливым, сильным государством, а не утопать в алчности и жестокости.

— Зверь чует своего сородича, — проговорил Брутус, сверля её холодным взглядом. — Осталось выпустить твоего зверя наружу, тогда ты сама убедишься в моей правоте. Ну же, дорогая, довольно лгать себе. Тебе же плевать на осквернённых, ты и сама не считаешь себя таковой. Среди них ты чужая, впрочем, как и среди свободных.

— Не пытайтесь заразить меня своей гнусью, Брутус! Я отличаюсь от них только удачей. Родись я в другой семье, носить мне эту проклятую маску и кланяться в ноги подонкам, вроде вас.

Магистр громко расхохотался:

— Не льсти себе, милая! С твоей способностью тебе нет места даже в Легионе. Но ты права, удача не просто улыбнулась тебе, она расцеловала твоё красивое личико сразу после рождения, но и её поцелуи не могут вечно оставаться даже на такой идеально-нежной коже, — он провёл пальцами по щеке Ровены и придвинул поближе шкатулку. — И раз уж ты отказалась пожертвовать собой во имя спасения «невинной души», придётся тебе сыграть в игру.

Насторожённо посмотрев на загадочную коробку, Ровена подняла глаза на магистра:

— Что ещё за игра?

— Что-то вроде лотереи, — он щёлкнул замочком и откинул крышку. На синем бархате лежали четыре серебряные пластины. На каждой был выгравирован незатейливый рисунок: сердце, капля, крылья и кинжал. — Как новому члену нашего скромного клуба Праведного Гнева, тебе выпала честь распорядиться исходом сегодняшнего спектакля. Поздравляю, милая, не каждому предоставляется такая возможность.

— Я не стану участвовать в этом! — Ровена отодвинула от себя шкатулку, не сомневаясь ни на секунду, на что именно толкает её этот монстр.

— Вижу, ты соскучилась по ласкам Сто Семьдесят Второго, — Брутус угрожающе осклабился. — Слишком ты дерзкая сегодня, это так заводит! Я бы не прочь вновь насладиться подобным зрелищем.

Магистр поставил её перед тяжёлым выбором: страдать самой или причинить страдание кому-то другому, и единственное, чем могла сейчас утешить себя Ровена — это вера, что жертва бедной девочки не окажется напрасной. Настанет час, когда и Брутус, и вся эта шваль в обличье высокородных ответят за каждую пролитую каплю осквернённой крови.

— Что означают эти символы?

— Моя умница, — улыбнулся Брутус и указал на первый, со знаком сердца. — Милосердие, а это — освобождение, искупление и последний — кара. Как считаешь, моя любимая жена, чего заслуживает эта маленькая мерзавка?

Ровена растерянно рассматривала пластины. «Искупление» и «кара» звучали жутко, оставались сердце и крылья. Но вдруг в них таится подвох?

— Если я выберу освобождение, её пощадят?

— В каком-то роде.

— А «милосердие»?

— И одной подсказки уже много, — отрезал магистр.

Выбор без выбора… Её толкают на убийство, при этом дав только возможность решить, насколько сильны окажутся муки жертвы.

— Тогда я выбираю «милосердие», — она протянула пластину Брутусу.

— Хм… Будь по-твоему. Отнеси это, — он отдал серебряную карточку своей фаворитке и взялся за бокал. — Будь добра, составь мне компанию, ненавижу пить в одиночестве.

От вина Ровена не отказалась. Предчувствие чего-то непоправимого ныло где-то в глубине души. Верный ли выбор она сделала? Вдруг это ловушка, и своим незнанием она обрекла несчастную на ещё большие муки?

Ответ на её мысленные терзания не заставил себя долго ждать. В зале расшумелись; шквал криков, свистов, радостных возгласов лишь усилил подозрения и, не сумев удержаться, Ровена посмотрела на сцену. С потолка свисало чёрное полотно с огромным алым сердцем. Оставив свои чудовищные игры с палкой, женщина в маске грациозно подплыла к кулисам и приняла от невидимого помощника длинный нож. С той же грацией, покачивая крутыми бёдрами, она вернулась к жертве, обмякшей, неподвижной, и, остановившись напротив, поудобнее перехватила в руке оружие.

Поднеся клинок к левой груди осквернённой, мучительница медленно, так, чтобы наблюдатель видел абсолютно всё, надавила на рукоять. От предсмертного вопля несчастной, казалось, содрогнулись стены, содрогнулось само мироздание. Ровена отвернулась, не в силах смотреть на то, что сама же и сотворила. До самого конца она надеялась, что девочку пощадят, ведь милосердие означает прощение. Или это только её искажённое восприятие? Быть может, это не они, собравшиеся здесь, уроды, а она сама? Возможно, именно её представление жизни неверно на корню?

— Ты испугалась собственного выбора? — нотка презрения проскользнула в голосе магистра. — Где твоё мужество, принцесса? Тебе должно быть стыдно за себя перед своим папашей.

— Какое же это милосердие? — мёртвым голосом отозвалась она. — Вы обманули меня.

— Нет, дорогая, ты прекрасно знала, что произойдёт. Не нужно перекладывать ответственность на чужие плечи. Наша жизнь состоит из цепочки решений, и каждый сделанный выбор приоткрывает твою истинную природу. Так не отворачивайся от неё, не отворачивайся от себя настоящей, не спеши становиться ничтожеством, милая, иначе мне быстро наскучит твоё общество.

Глава 20

Агент, только что прибывший из Первого Сектора, по-хозяйски расхаживал взад-вперёд, внимательно слушая Финча, кивал в один только ему понятный такт и изредка перебивал лаконичными вопросами, уточняя детали. Высок, худощав, довольно молод, лет тридцать, и то с натяжкой, он склонил голову, задумчиво