Тесиджер сумел убедить французских матрон готовить ему пищу, потому что завтра он «отправится на фронт и будет убит». Он повторял это каждый день: «Козырная карта, которую я выкладывал всякий раз, когда не мог приготовить себе еды».

Добравшись в канун Нового года до передовой, Тесиджер обнаружил, что все земляные укрепления затоплены. Его полку пришлось строить новую линию обороны в бездонной грязи – обычное дело на Западном фронте. Местом отдыха служил заброшенный и полуразрушенный снарядами сарай неподалеку. Проснувшись после ночного сна на соломе, казавшегося комфортным после целого дня разгребания грязи, Тесиджер вспомнил, что у него есть немного рождественских конфет – подарок с того берега Ла-Манша. Сидя в необычной утренней тишине, он успел поделиться конфеткой с товарищем, как вдруг они «услышали шум, похожий на приближающийся скорый поезд». Снаряд попал в сарай и разнес его остатки вдребезги. Еще один «зловещий трескучий звук» – и тоже прямое попадание.

Следующее, что Тесиджеру запомнилось, – как он пытался понять, жив он или уже умер. Стоны товарищей вывели его из полубессознательного состояния, и он понял, что каким-то образом выжил под обстрелом. Вскоре он обнаружил, что лежит забрызганный кровью, кисть руки у него «распухла как сливовый пудинг», а «пальцы свисают под невозможными углами».

В полном ошеломлении он посмотрел на своего друга (которого не называет по имени) и принялся думать над вопросом, почему этот человек выбросил свои ботинки. Ни один солдат на Первой мировой войне не бросал свою обувь, даже если спасался бегством. Тесиджер попытался поднять эти ботинки своими сломанными руками, которые действовали так же плохо, как и голова. Присмотревшись внимательнее, он понял, что обувь друга вовсе не была пустой: «В каждом ботинке оставалось по нескольку дюймов ноги. Это все, что осталось от того, с кем я несколько секунд назад делился шоколадом». Тесиджер поспешил убраться оттуда. «С меня было достаточно – я выбрался из этого склепа, оставив там тела двенадцати друзей»2.

Почти два десятилетия спустя американские зрители фильма Джеймса Уэйла «Невеста Франкенштейна» смотрели, как Тесиджер поднимает бокал в склепе, приветствуя пустые глазницы черепа. «За тебя, Чудовище!»

Искалеченные тела

Поворот к ужасам в континентальном европейском кино, искусстве и художественной литературе Британии и Америки наметился, когда последствия войны сказывались уже в масштабах всего мира. В 1930-е годы фашизм успел победить современную либеральную демократию на значительной части Европы и стал актуальным вариантом политической культуры всего западного мира. С момента, объявленного концом Первой мировой войны, безжалостное насилие было в Европе повсеместным явлением, но после стремительного взлета фашизма назревала еще более масштабная бойня. Гитлеровская Германия и сталинский Советский Союз начали присматриваться друг к другу, как бойцы, выбирающиеся из своих углов ринга для первого раунда.

В 1935–1936 годах фашистская Италия вторглась в Эфиопию и заявила на нее права, не обращая внимания на вялые протесты разваливающейся Лиги Наций. Затем Муссолини помогал Гитлеру обеспечивать военной техникой фашистов генерала Франко, душивших молодую Испанскую республику. Сталин, опоздавший на несколько месяцев к началу игры, снабдил сторонников республики оружием, в Испанию отправились воевать добровольцы, набранные коммунистическими партиями по всему миру. В США наибольшую известность получили бригады «Авраам Линкольн» и «Джордж Вашингтон».

Война в Испании очень быстро стала одной из самых кровопролитных в Европе с начала 1920-х годов. Гитлер использовал это столкновение в качестве испытательного полигона для новых люфтваффе (военно-воздушных сил) своего рейха. 26 апреля 1937 года немецкий легион «Кондор» под командованием Вольфрама фон Рихтгофена при участии нескольких итальянских военных самолетов нарушил тишину над баскским городком Герника в провинции Бискайя. Через четыре дня после бомбардировки Рихтгофен записал в дневнике, что атака привела к «полному уничтожению этой деревни», причем значительная часть жителей города якобы выехала из него. На самом деле это был базарный день, и большинство жителей находились в эпицентре атаки бомбардировщиков. Погибли сотни мирных жителей, точное число которых, вероятно, никогда не будет известно.

Однако благодаря исследованиям историка Ксабьера Ирухо мы знаем, что командующий немецкими военно-воздушными силами Герман Геринг планировал эту кровавую бойню в качестве подарка фюреру на день рождения. Материально-техническое обеспечение подвело, и подарок Геринга немного запоздал3.

Фреска Пабло Пикассо «Герника» (1937), как известно, отобразила это злодеяние в страшных образах мертвой головы, отверстых ран и страданий невинных людей. С Пикассо в те годы сотрудничала фотограф Дора Маар, и в беседах с ней в последующие годы искусствовед Джон Ричардсон пришел к выводу, что фотография – занятие, которому Маар учила Пикассо, – внесла большой вклад в такое резкое, конфронтационное изображение ужаса. Ультраматовая палитра «Герники» придает картине убедительную непосредственность одной из фотографий Маар4.

Словосочетание «межвоенный период» звучит так, словно мир между 1918 и 1939 годами сделал передышку. Но если разобраться, вторжение Италии в Африку, вторжение Японии в Китай и захват Гитлером территорий в Центральной Европе – это только часть истории. Мы видели, что в период с 1918 по 1924 год гражданские войны и революции бушевали по всему континенту, включая малоизвестный конфликт в Финляндии, в результате которого погибла сотая часть населения этой страны. Соединенные Штаты, поигрывая мускулами после захватов территорий в Карибском бассейне и Тихом океане и вступления в решающий момент в Первую мировую войну, продолжали вмешиваться в дела Латинской Америки. С 1915 по 1934 год американские войска фактически оккупировали Гаити. Разрушение старых Российской, Австро-Венгерской и Османской империй превратило бывшие их территории в регионы жестоких пограничных конфликтов. В последовавшем кровопролитии различие между военнослужащими и гражданским населением было таким же бессмысленным, каким оно стало во время Первой мировой войны.

Как же именно Первая мировая война привела к этим конфликтам? Один из ответов, предлагаемый историками, красноречиво называется «теория надругательства». То есть начавшиеся в 1918 году массовые жестокие убийства оставили после себя такие серьезные психические раны, что масштабное насилие стало частью «мышечной памяти» политической и культурной жизни.

Хотя историки пока не пришли к единому мнению, объясняет ли подобная интерпретация все политические катастрофы, случившиеся после 1918 года, художники, писатели и кинематографисты не тратили времени на споры и засыпали аудиторию образами смерти, пытаясь заставить человечество осознать, что оно сделало и что с ним стало. Иногда эти образы несли скрытое политическое содержание. Столь же часто искусство хоррора не содержало никакого послания, кроме собственно мертвого тела. Обиженный судьбой мертвец стал неуправляемым, спрятался среди двойников и зеркал, ожил или воскрес и пустился бесчинствовать в мир, внезапно ставший более жестоким и смертоносным, чем когда-либо прежде.

Дома с