догадалась, что свой острый язык Конрад унаследовал вовсе не от отца.

– Позвольте налить вам чай? – предложила Гретель.

– Позволю, – согласилась Элоиза. – Мой сын никогда бы не предложил. К счастью, ему хватило ума выбрать себе воспитанную девушку. Вы не похожи на этих самовлюбленных дурочек, его коллег по работе… Где вы познакомились?..

– Мы с Гретель не пара, – вставил Конрад. – А работаем над новой книгой. Можно сказать, она мой консультант. И здесь лишь потому, что приехала из другого города.

Элоиза закатилась смехом, от которого зазвенела посуда в серванте, и стукнула по деревянной столешнице ладонью.

– Думаешь, я тебе поверю?! Не то же самое ты говорил про свою… как там ее… – Мать Конрада несколько раз щелкнула пальцами, будто пытаясь вспомнить имя, которое, очевидно, прекрасно помнила. – Лили!

– Мама!.. – воскликнул Конрад. И, к удивлению Гретель, начал заливаться краской. – Честное слово, это лишнее…

– Ну а что? Ты мне тоже доказывал, что она лишь твоя коллега. Пока я не застукала вас совсем голы…

– Стоп! – прервал мать Конрад. – Я не желаю, чтобы ты ворошила мое прошлое при Гретель. Тем более если считаешь ее моей девушкой.

Элоиза подняла руки, словно говоря: «Что и требовалось доказать». Тем временем Гретель подала чай и, вопросительно посмотрев на Конрада, поняла, что ей следует какое-то время провести в компании его семьи. Сев за стол, она приготовилась отвечать на каверзные вопросы.

К счастью, получив от сына подтверждение, что Гретель – его новая подруга, Элоиза слегка сбавила обороты. Она расспрашивала Гретель о том, как все устроено в ее родном городе, и, как ни странно, даже бровью не повела, узнав, что отец Гретель – обычный дровосек. Видимо, она так устала от зазнавшихся спутниц Конрада, что простая, неизбалованная девушка устроила ее значительно больше.

– Значит, вы скоро возвращаетесь домой?.. – уточнила Элоиза. – Как жаль… Надеюсь, это не потому, что Конрад – несносный эгоист?..

– Ну что вы, – заверила Элоизу Гретель. – Конрад невероятно обходителен!

– Да-да, я уже поняла, что вы здесь всего-то пару недель, – махнула рукой Элоиза.

– Спасибо, мама, – встрял в разговор Конрад. – Надеюсь, теперь-то ты понимаешь, почему я не тороплюсь знакомить тебя со своими подругами.

– Тебе вечно мать не такая! – с укором произнесла Элоиза. – Впрочем, нам с отцом пора идти. И постарайся не спугнуть эту девушку. Кажется, впервые на моей памяти ты выбрал нормальную!

Инстинкта самосохранения Конрада хватило, чтобы не вступить с матерью в дальнейшую дискуссию. Проводив родителей до двери, он вернулся в комнату. И хотя Гретель не успела открыть рот, поднял руку и произнес:

– Пожалуйста. Ничего не говори.

* * *

– Гретель, сегодня мы попытаемся форсировать события, – объявил Артур Фонберг. – Ваше сознание довольно крепко держится за инфернальные образы, и я никак не могу пробиться сквозь этот щит. Но есть один способ, который я приберег как последнее средство.

– Гипноз? – предположила девушка, которой давно не давала покоя приписка «гипнотерапевт» на табличке, украшающей дверь рабочего кабинета Фонберга.

– Совершенно верно. Вы не возражаете?

Гретель лишь пожала плечами.

– Прекрасно. В этом случае нам понадобится вот этот замечательный прибор…

Фонберг поднялся с кресла, открыл книжный шкаф и достал оттуда нечто напоминающее деревянную пирамиду, покрытую темным лаком. Водрузив ее рядом с фонографом, доктор снял одну из боковых секций пирамиды, за которой оказалась металлическая стрелка и вертикальная шкала с какими-то надписями.

– Знаете, что это? – спросил Фонберг.

– Понятия не имею.

– Это метроном, прибор, при помощи которого репетируют музыканты. Он отсчитывает различные темпы, и нам с вами понадобится «Largo»…

По металлической стрелке, закрепленной внизу шкалы, перемещался металлический грузик треугольной формы. Доктор сдвинул его на самый верх и отпустил маятник. Тот принялся качаться влево-вправо, и каждый раз, когда он пересекал шкалу, из корпуса метронома доносилось мелодичное «дзинь!».

– Я попрошу вас сесть удобнее, расслабиться и сосредоточиться на звуке метронома… Очистите сознание.

Гретель поерзала в кресле и честно попыталась выкинуть из головы лишние мысли.

– Пусть веки тяжелеют и опускаются. А метроном уводит вас все дальше и дальше в прошлое… Каждые двенадцать ударов – как двенадцать месяцев…

Странное дело, но в какой-то момент метроном зазвучал тише и приглушеннее, словно доктор накрыл его картонной коробкой.

Гретель слегка повернула голову, чтобы убедиться в этом… и поняла, что совершила это движение лишь в своем воображении. Голова неподвижно лежала на спинке кресла, а глаза почему-то были закрыты.

– Гретель, сколько ударов отсчитал метроном? – Голос Фонберга донесся до нее словно издалека.

– Ровно шестьдесят раз, – без запинки ответила Гретель, хотя и не думала считать удары.

– А значит, сколько вам сейчас лет?

– Девятнадцать.

– Продолжаем слушать метроном. И остановимся, когда вам исполнится четырнадцать.

Гретель казалось, что она качается на волнах, а вокруг клубится серебристый туман. Это было приятное и успокаивающее ощущение. Внезапно она поняла, что метроном перестал щелкать, и произнесла:

– Мне четырнадцать.

– Замечательно. Скажите, Гретель, где вы сейчас находитесь?

– В аду, – без запинки ответила девушка.

– Что? Но… вы уверены?

– Я нахожусь в преисподней. Мы с Гензелем живем в приемной семье, где нас воспитывают бесы.

Повисла недолгая пауза, после чего Гретель снова услышала голос Фонберга:

– Хорошо, пусть так. И как же вы с Гензелем проводите время? Я слышал, что вы поете в хоре, ходите в школу и в Церковь Сатаны… А чем еще вы занимаетесь?

– Ну, разными вещами…

– Например?

– Например, благотворительностью.

– Благотворительность в аду? – В голосе Артура Фонберга прозвучало искреннее удивление. – Такое там тоже есть?..

– Ну конечно, – подтвердила Гретель. – Я, например, работала в доме для престарелых бесов…

Пансионат «Грешники и мученики» представлял собой уютное место, где жили одинокие старики. Как правило, их туда определяли родственники, не желавшие возиться с надоевшими членами семьи. Впрочем, в подобных домах жилось очень даже неплохо: хорошее питание, ежедневный досуг и профилактический осмотр врачей. Раз в неделю к старикам приходили волонтеры, выполняющие, можно так сказать, функцию психотерапевтов: они общались с жильцами пансионата, веселили их и отвлекали от ненужных мыслей.

– У вас был какой-то конкретный пожилой, э-э-э, бес, за которым вы присматривали?

– Нет, я общалась со многими, – ответила Гретель. – Но, конечно, с кем-то больше, а с кем-то меньше. Все бесы были очень разными. Взять, например, Адрамалеха – он был так стар, что практически ничего не слышал. Зато вечно всех ругал, особенно власть.

– Власть – в смысле дьявола?

– Да. Каждый раз, если ему что-то не нравилось, – да хоть суп, который подали на обед, – в этом он обвинял хозяина преисподней. «В моей молодости такого не было, – говорил Адрамалех. – Куда катится мир, если даже