– Очччень. – Он все еще чувствовал себя слегка неуклюжим, и это вгоняло его в краску.

Но юную особу, очевидно, ничуть не волновало, запинается он или нет. Она подошла поближе и, к его изумлению, приложила свои пухлые губы к его губам. Поцелуй был более чем приятен – он сразу же пробудил в нем желание. В ответ он тоже коснулся ее языка, и вдруг ему показалось, что он мог бы заняться любовью прямо здесь, вот на этом ковре, на глазах у присутствующих. Он потянулся к ее талии, но девушка отстранилась и пошла прочь, позвякивая украшениями и звонко хохоча, будто слегка насмехаясь над ним. Его такое поведение ничуть не обидело. Он подумал, что, учитывая обстоятельства, такое поведение самое благоразумное. Это же прием, а не оргия. Люди веселятся, но ничего такого себе не позволяют. Тем не менее поцелуй юной особы распалил его не на шутку. И он решил пойти за ней.

Он выскользнул за дверь и попал в другую комнату, где стояли столы с закусками. Но народу здесь было так много, что он потерял ее из виду. Прошел вдоль столов. Щеки горели. А еще ощущалось раздражение. Тут ему смутно припомнилось, что кто-то нарисовал или написал на них что-то, но он не помнил, что именно. Ему это показалось забавным.

Неожиданно для себя он увидел ту девушку по другую сторону столов, за пирамидой канапе. Она улыбалась ему. Он тут же решил, что она просто красотка. Может, слегка косоглазая, но зато ее глаза сверкали подобно звездам, а губы цвели алыми пионами. Она как раз подносила к ним пирожное с цитрусовым джемом, выступавшим по краям. И, жуя его, стала отступать, не отводя взгляда от Рульфо, постукивая по столу тонкими пальчиками, словно раздумывая, какое бы лакомство еще попробовать, а потом исчезла за дальней дверью. «На этот раз далеко она не уйдет», – подумал он, усмехаясь.

Кто-то в гостиной начал читать стихи:

Подумал, что похоже на Лорку, но не стал вслушиваться. Дошел до двери, за ней – коридор, устланный ковровой дорожкой. В противоположном его конце закрывалась другая дверь, в сужающемся проеме сверкнули блестки платья. Он улыбнулся и направился прямиком туда. Но когда открыл дверь, его встретило нечто неожиданное.

Абсолютная темнота – густая, непроницаемая.

Он пробормотал несколько слов, но ответа не последовало. Однако из угла слышалось шуршание спадающего шелка. Одного этого звука оказалось достаточно, чтобы он задохнулся. Не обращая внимания на непроглядную темноту, он вошел и затворил за собой дверь. Был почти уверен, что комната небольшая. Выключателей не обнаружилось. Шаг вперед, еще один. Нет сомнений в том, что девица ждет его там, причем обнаженная. Вдруг он почувствовал: что-то шевельнулось возле ног. Он повел носком туфли и наткнулся на что-то твердое. Наклонился, потрогал: на ощупь – ткань, твердые чешуйки блесток. Похоже, девчонка не сняла платье, потому что оно двигалось. Рульфо пришло в голову, что это может быть талия, но место было слишком тонким, длинным и холодным, к тому же скользило в его ладонях.

Все это его встревожило. Он выпрямился и стал отступать, пытаясь найти выход. За спиной внезапно послышался голос девушки, сопровождаемый смешком:

– Ты куда?..

Но он уже распахнул дверь и, чуть пошатываясь, выходил из темноты к свету. Что там с ним произошло, он не понимал, да это было и не важно. Он жаждал новых ощущений. Вечеринка эта в общем и целом оказывалась в высшей степени необычной, но очень и очень приятной.

Вернувшись в гостиную, он остановился. Женщина с совершенно седыми волосами, старая, но все еще красивая, с глазами, похожими на два топаза, одетая в старомодное, как носили в XIX веке, платье, сидела за пианино. Как только ее тонкие пальцы пробежались по клавишам, зазвучала мелодия, которую Рульфо тут же узнал – «Нежно», – раздались аплодисменты, и одновременно она запела – приглушенно, голосом, хорошо имитировавшим голос Билли Холидей[66].

Ее манера исполнения очаровала Рульфо. Он застыл на месте, желая только одного – слушать ее. Старуха, похоже, обратила внимание на его реакцию, потому что в паузе между куплетами она подмигнула ему одним из своих глубоких и блестящих топазов.

Музыка эта погрузила его в волны блаженства, в грезы – тонкие и ажурные, как серебряная филигрань. Тем не менее, хотя он и ловил каждое движение певицы, краем глаза заметил что-то еще. Он обернулся и увидел, что по чистой случайности стоит возле окна. И внимание его привлекло какое-то движение в садовой беседке.

Сцена, которая предстала его взору, приковала к себе его внимание на гораздо большее время, чем можно было предположить.

В беседке разворачивалась своя «вечеринка» – гораздо более интересная, если судить по столпившимся под цветочными гирляндами обнаженным женским телам с лунообразными и белыми, словно сырые круассаны, ягодицами. По какой-то неведомой причине ему показалось важным их пересчитать: двенадцать. Они стояли так близко друг к другу, что было сложно понять, что же они там делают. В промежутке между телами он разглядел девушку в красном платье и с черными волосами. Подумал, что вроде бы знает ее, но не мог припомнить ее имя.

А перед всеми ними увидел

что-то еще.

Он силился понять, что же это такое. Похоже на кол, воткнут в газон. А на нем вроде бы насажено сверху… Он вгляделся.

Что же там?

Что же это, ради всего святого? Сломанная кукла?