Песня завершилась хрустальной россыпью арпеджио, и обрушился шквал аплодисментов, которые вынудили Рульфо перевести взгляд. Старуха поклонилась и послала ему воздушный поцелуй, который он с удовольствием ей вернул. Когда он вновь повернулся к окну, кто-то уже задернул гардины.

Тем не менее его неотступно преследовал один вопрос. Какое-то давно отложенное сомнение. И оно было тесно связано с тем, что он только что видел.

Желая получить ответ, он огляделся вокруг и заметил толстого мужчину с седыми волосами, прихлебывающего шампанское. Рульфо приблизился к нему, открыл рот и издал несколько бессвязных звуков. Человек обвел его презрительным взглядом и отошел. Рульфо послал к чертям себя самого – как он мог забыть, что потерял дар речи? Кто-то в гостиной начал декламировать «Червя-победителя» Эдгара По. В этот миг он почувствовал, что все вокруг поплыло. Свет угасал в его глазах. Сделал на подгибающихся ногах несколько шагов, пока не наткнулся на другого человека, но одетого не в смокинг, а во что-то похожее на длинный кафтан. Этот человек что-то сказал ему, и Рульфо попытался извиниться, но тут же убедился в том, что понятия не имеет, как это делается. И упал на колени под ливнем английских слов.

И уже закрывая глаза, вновь подумал о том вопросе, который так и не смог задать.

С каждым разом ему казалось, что необходимость ответа на него становится все более и более насущной, словно это что-то жизненно важное, словно от этого зависит его счастье и его будущее, а также будущее многих других, таких же, как он.

Их всегда было двенадцать.

Двенадцать.

Одной не хватало.

Он очень хотел, чтобы кто-нибудь сказал ему, где та, которой всегда не хватало.

Прослушав грудь старика, Бальестерос поднял голову:

– С вами все совсем не так плохо, как кажется, дедуля, так что глядите веселей.

Пациент улыбнулся, и его супруга, миниатюрная старушка в очках на худеньком личике, подняла взор к потолку и что-то прошептала, поминая Бога. И Бальестерос подумал, что Господу, конечно, правда известна: легочная недостаточность у этого человека немного усугубилась, хотя и не в той степени, которая внушала бы беспокойство. Мало того, нечто подобное произошло и с погодой. Ноябрь хмурился с первых же чисел: тяжелые серые тучи, без устали сеющие дождь, проносились за окном, подгоняемые ледяным ветром. Все это не могло не сказаться на стариковских бронхах самым неблагоприятным образом. И доктор подумал, что небольшое изменение схемы лечения пойдет пациенту на пользу. А вот с ним самим этот фокус не пройдет. «Мне требуется кое-что посерьезнее, чем небольшое изменение схемы лечения», – пронеслось у него в голове.

Он улыбнулся в ответ на прощальные улыбки супружеской пары. И заметил на себе взгляд прекрасных оливковых глаз Аны.

– Что-то вы сегодня выглядите не очень, – сказала ему медсестра, как только закрылась дверь за стариками. – Интересно, чем это таким занимались вы в выходные, признавайтесь… – И ослепила его своей улыбкой – жемчужным полумесяцем в обрамлении смуглого лица.

Он попробовал отшутиться, как поступал каждый раз, когда они оставались наедине:

– Я всю жизнь тяжело переносил понедельник. И это говорит как раз о том, что я не старею.

– Но ведь вы не больны, правда?

Он подтвердил. И сделал это просто и изящно: легкий жест и доверительная улыбка. И вдруг понял, что обманывать, оказывается, вовсе не так трудно. Все ему верили. Чтобы не выдать правду, чтобы не дать шанса распознать охвативший его мрак, всего-то и требовалось, что улыбаться и кивать головой. Привилегии одиночества и профессии. И доктор порадовался телефонному звонку, прервавшему разговор и задержавшему появление в кабинете следующего пациента. Медсестра сняла трубку, и у него появилась минутка, чтобы закрыть глаза. Хотя он знал, что, если их закроет,

лес

все повторится, опять с начала.

– Доктор!

– Что?

Он снова увидит ее, как все последние дни. И все будет ужасно.

– Это доктор Техера из областной клиники. Хочет с вами поговорить об одном из своих пациентов.

лес был сном

Он кивнул и взял трубку. Ему довольно часто звонили из клиники, чтобы обсудить состояние то одного, то другого его пациента, если по какой-то причине человек оказывался на больничной койке. Как бы то ни было, он был благодарен Техере за эту передышку: она даст возможность не думать о той тьме, что его окружает.

Но через пару секунд Бальестерос понял, что кардинально ошибся.

Это и был голос той самой тьмы.

Лес был сном.

Море – бодрствованием.

Эта странная двойная уверенность преследовала его уже в течение какого-то времени. Когда он спал, когда погружался в бессознательное состояние, все оказывалось спокойным и полным теней. Словно он стоит посреди непроходимого леса. Но, проснувшись, он чувствовал себя словно на поверхности моря – сходство было бы совсем полным, если бы не отсутствие воды: дыхание волн, свет, покачивание, невесомость тела. И настал миг, когда свет стал памятью.

И пронзил его.

По иронии судьбы этот миг пришелся как раз на то мгновенье, когда Капаррóс (имя, которое значилось на одном из многих прямоугольных бейджиков, мелькавших над ним) сказал Техере (еще одно такое имя) что-то вроде «Ему лучше». И, услыхав эту реплику, он чуть не рассмеялся, потому что сегодняшний день был первым, когда он действительно почувствовал себя плохо.

– Расскажите нам о своем последнем воспоминании.

– Вот эта больница.

– А до того, как попали сюда?

– Мой дом.

– Где вы проживаете?

– Улица Ломонтано, дом номер четыре, четвертый этаж, левая дверь.

– Хорошо, – сказали ему, – очень хорошо.

А потом он обнаружил, что все идет тем же абсурдным путем: на следующий день он чувствовал себя гораздо хуже, а Капаррóс и Техера сообщили ему, что завтра его выпишут; еще через день его состояние «полностью пришло в норму», он же ощущал себя с головой погруженным в жуткий кошмар воспоминаний. И он осознал, что Капаррóс и Техера – которые были для него уже не Бейджиками, а Лицами, вернее, Врачами – видели перед собой пламя, и это пламя говорило и отвечало на вопросы, что и заставляло их думать, что не происходит ничего страшного. Но они не замечали человека, который пылает изнутри.

Он отбивался от вопросов, формулируя свои. Ему ответили, что он помещен в одну из мадридских государственных клиник. Сообщили, что сегодня четвертое ноября и что почти трое суток он провел в коме. Рассказали и о том, кто его нашел – водитель грузовика, по пути домой после развоза товаров, – и что парень, заметив тело, валявшееся в придорожной канаве одного из второстепенных шоссе возле того самого заброшенного склада, позвонил в полицию, а полицейские вызвали скорую. Предварительный диагноз – алкогольная кома.