Либо. «Натюрморт… Торчу дома, — до этого три дня пил и… мертвый. Приходит компания: Валера Головацкий с женой, Томилин, Мишка Олонцев. Я отлеживаюсь в комнате, смотрю телевизор — они устроились на кухне, зажигают… Валерка как всегда на одном месте сидеть долго не может. Забежит, подсядет рядом — Миха-де анекдот новый рассказал: бе-бе-бе. Я посмеюсь, он вскочит, унесется… Проходит минут двадцать, снова летит и что-нибудь чешет… Кто не знает — Валера чувачок продвинутый, и периодически подключает меня, как он выражается, к семейным культурно-массовым мероприятиям, — ну, сексуальный тройничок сооружаем. Короче, закидывает: давай изобразим. Я: да меня сегодня хоть самого имей. Понял, кричит, и на кухню… Приволакивается очередной раз — бе-бе-бе, ну и обратно: «А может все-таки сделаем?» — давно, мол, праздник Наташке не устраивали. Возмущаюсь: отвали от меня, никого я не хочу. Он — «понял»! И так это встает, постриг. Отошел чуть, замер, разворачивается с миной огромного удивления и вместе удрученности. «Подожди, ты жену мою не хочешь? — И режет со скорбным отчаяньем: — Ты же меня не уважаешь!»

* * *

Тем временем Даша. Вслед родам девушку поперло. Грудь, остальные мяса. Стала хохотушкой и плаксой. Затеяла — раньше вроде бы не наблюдалось — трещать. Егор ласково укорачивал: «Ты — моя половина. Вот и разговаривай в два раза меньше». Беспощадно любила Егора — впрочем, когда он ушел, как-то ловко сориентировалась и быстро выскочила замуж. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» — вспоминались по этому поводу слова Христа. Кстати взять, и Виталий подныривал — это по куцеватым данным: Настька продавала как могла, ибо Егор покупал — что там не сложилось, не в курсе. Основательным стал третий претендент, Коля, разумеется.

А с Люси, доложим, пошел раздор года через полтора после Ноябрьского. Тут скорей не она, а муженек. Тот, хват, собственник и копна гонору — заядлая чвань и законченный поц, по определению Вовы Зарубина — не пожелал примириться с претензиями Егора, которые наш персонаж предъявил на том основании, что имел место некий договор. Дело, как понимаете, касалось дензнаков. По существу, Егор продолжал получать зарплату врача, тогда как прибыль заведения, по амортизации начальных затрат, ощутимо поперла, а в начальном варианте Егор просматривался как соучредитель. И верно, договор-то был больше устный, поскольку бумажка, что безграмотно составили на старте, являла филькину грамоту. К тому же обстоятельства сотрудничества в интерпретации Люси совершенно исказились со временем. При этом вспомните, и выгодное помещение и оборудование отыскано было стараниями Егора. Еще вот какая вещь, как раз по Ноябрьскому существовал контракт, хоть и в той же степени что и Екатеринбургский филькин, однако, укрепленный тем, что там воеводой стоял Балагур. Это служило красноречивым росчерком пера. Стало быть, некоторые технические нарушения, что в действительности наблюдались, закончились ничуть не безобидной неустойкой.

Самая-то дрянь, что Люси прекрасно была в фарватере момента — имеются в виду отношения с Мариной — братец той в ином случае, возможно, обкорнал бы посягательства Балагура. Да и не случились ли, вообще говоря, подлые происки мстительных окрасов?

Словом, суммы на неустойку у нашего не имелось. Потопали чувственные деньки. Дело дошло до молодчиков Балагура — тот сам до такого рода вшивостей не опускался — которые пребольно теребили Егора за шиворот и, неделикатно приблизившись, дышали отвратными смрадами прямо в лицо. Хуже всего, что приходилось таскаться на работу, демонстративно улыбаться и шутить, ненавидеть всех и себя, главным образом, ибо Люси соорудила явно псевдо-протекционную инъекцию: опять в ход ударились обещания, разговоры о капитальном расширении. Мужик погрузился в малодушие. Деньгами, в конце концов, помог брат. Егор вздохнул, дешево соскочив с надежного и перспективного, если хорошенько взвесить, предприятия.

Польша примазалась очень в цвет. Занимательно, почему-то именно здесь ударило разговляться размышлениями, что пора бы снабдиться самостоятельным учреждением — все-таки свежесть лица не первая. «Нет худа без добра» тюкнуло на полную.

Значит, суть в том, что родители Даши, будучи приличными людьми, обладали родственниками, один из коих был не просто Мишей, а еще и юрким гражданином еврейских особенностей с обильными душевными качествами. Миша с женой частично жил Мойшей в Израиле, частично в России — последней частью заведовал капвложениями в горючесмазочный бизнес и, если не догадались, немалыми суммами. По причине нации он был отпетый шарманище, то есть любил петь и многое из того, что присуще было и Егору. Отсюда водили приятельство. Он и продаст ему в долговременную рассрочку квартиру, как теперь говорят, со стартовыми каникулами, которую приспособит Егор под кабинет.

Теперь все тот же Вова Зарубин, бывший холостой напарник, ныне женившийся и, как уже упоминалось, прекрасно начавший разворачиваться в бизнесе по обеспечению зубного производства — стоматологическая техника и расходные недешевы (не без руки Егора — вы помните сватовство по оборудованию в Ноябрьском?). В результате в Италии, по прошествии, правда, кое-каких лет, на Лигурийской Ривьере возникнет обаятельная вилла (городок Камольи, окраина Генуи) — Егор завсегдатай — прочие мероприятия. (По Скандинавии раз оторвались — это уж наши дни — чухонцы улыбаться забыли. А в Гамбург на чемпионат Европы по футболу так соразмерно слетали, так обрадовались призовому месту, уж таким воодушевленным и отвязным методом выражали в самолете радость — раздвинься грязь — что в Домодедово машина воронок ждет и с нашим уважением под белы рученьки.) Словом, тоже рассрочка.

Окончательно рассмотрев, что дело беспроигрышное, поскольку боль чину не ведает, а зубная так дело вовсе нешуточное и к обстоятельствам равнодушное, Егор шлепнул второй кабинет, уже в арендованном помещении.

Собственно, Егор пошел профессионально разворачиваться не только практическим, но и теоретическим образом. Кандидатскую он шлепнул быстро, за пару лет. Дело дошло до того, что периодически был приглашаем на симпозиумы, причем и за границу. Профессор ныл относительно докторской и вообще плотного перехода в науку, однако Егор уже ощутил, что деньги имеют ценность. Лет через пять после Ноябрьского вполне расцвел. Дошло до того, что капнуло предложение от одного маститого имени — тот самый светило, что упомянул Егора в докторской, он сооружал под себя крепкое отделение, сколачивал кадры — перебраться в Москву. На предложение у нашего удачника заныло в пояснице и в организме образовалась черная, загадочная емкость, которая звала и куда хотелось свалиться. Егор перепугался, о предложении думал, но не более, тем самым от перспективы открестился… Иными словами, перло — обаяние и сметливость всесторонне действовали. Не повезло с внутренностями.

Между тем дельтаплан плавно перетащился в горные лыжи. Сложилось на Алтае.

Именно с дельты и началось. Один приятель, Серега, привел на шарташскую базу знакомого, невзрачного парня из Фрунзе — он производил отсутствие впечатления, был кроток и улыбчив отменными зубами — который тронулся приставать с дружеских позиций. Кончилось тем, что он и Сергей были приглашены в горы.

Невзрачный, Василий Потемкин, оказался расторопным человеком, как-то обладателем невеликого завода по производству спортивной обуви и довольно простецким малым. Жена его, особа вечно недовольная и явно невзлюбившая Егора, под конец притязательной пирушки дома пристально глядела в визави и канючила: