– Разве у вас не найдется добрых пожеланий для меня? – кокетливо спросила она.

– Сейчас придумаю. – Немного помедлив, он издевательски отсалютовал ей стаканом: – За твой вечный успех в подъеме по социальной лестнице, Кейт!

Грязный намек на то, что она втируша, стремящаяся пролезть в высшее общество, несколько поколебал ее стойкость духа.

– О, не подначивай опрокинуть на тебя очередной коктейль!

– Такая выходка слишком типична для среднего класса и потому непростительна, – уничтожающе бросил он, – а ведь ты стараешься пройти в высшую лигу. Здесь, в этой самой лиге, мы обманываем, лжем, мошенничаем, говорим гадости друг другу, но только с глазу на глаз. Публичные выражения чувств – дурной тон. – Но тут он увидел, как изумрудные искры в ее глазах быстро разгорелись опасным пламенем, и намеренно подлил в этот огонь словесного масла: – Прими мой совет и помни правила в следующий раз, когда подцепишь незнакомца в отеле…

– Заткнись! – в бешенстве прошипела Кейт.

– …чтобы наставить рога тому чванливому кретину, за которого выходишь замуж.

И тут Кейт сорвалась. Тревоги последних дней и природная вспыльчивость сыграли с ней злую шутку, и она попыталась заставить его замолчать единственным доступным ей способом – выплеснула в лицо то, что еще оставалось в бокале. Правда, там было недостаточно жидкости, чтобы поразить мишень, но несколько капель расплылось на его груди, намочив рубашку. Кейт со смесью страха, стыда и свирепой радости приготовилась к взрыву.

– Жест лишен той спонтанности, какая была на Ангилье, – невозмутимо заметил он, принимаясь небрежно стряхивать жидкость, – однако цвет куда лучше.

Кейт не нашлась что ответить и судорожно дернула головой влево, где услужливый официант уже маячил с подносом, на котором возвышались бокалы с шампанским. Запоздало вспомнив о необходимости сделать вид, будто ничего не произошло, Кейт схватила полный бокал, дрожащими пальцами стиснула салфетку и панически уставилась на Митчела, который продолжал все тем же бесстрастным тоном:

– Немедленно отдай салфетку и натяни извиняющуюся улыбку на физиономию… – Кейт автоматически протянула ему салфетку. Он взял ее и, продолжая вытирать рубашку, спокойно докончил: – … иначе Бартлетт поймет, что женится на аморальной стерве с гнусным характером.

– Предупреждаю… – пробормотала Кейт, но ей нечем было ему пригрозить. Поэтому она оглянулась, пытаясь понять, наблюдают ли за ними, и покрепче сжала ножку бокала: единственную соломинку, за которую можно схватиться в этом ускользающем безумном мире.

Не дождавшись продолжения, Митчел искоса взглянул на нее и заметил, как судорожно вцепились ее пальцы в бокал. Поспешно опустив голову, он вкрадчиво пробормотал:

– Если ты хотя бы наклонишь стакан в мою сторону, растянешься на своей заднице раньше, чем первые капли упадут на пол.

И, приняв ее неподвижность за нерешительность, поднял голову и взглянул на нее глазами, в которых ощетинились осколки льда.

– Испытай меня, Кейт, – тихо попросил он. – Валяй, испытай меня.

Временный паралич уступил место мучительному осознанию реальности, возмутившей ее настолько, что голос понизился до дрожащего шепота:

– Господи… под всем этим фальшивым обаянием… и маской светского льва кроется… кроется монстр!

Вместо того чтобы оскорбиться или разгневаться, он недоуменно уставился на нее и, грустно улыбнувшись, покачал головой:

– А что ты ожидала найти, солнышко: брошенного любовника с разбитым сердцем? – И прежде чем Кейт успела ответить, коснулся ее бокала своим в подобии тоста и устало обронил: – Прощай, Кейт.

Он отошел, а Кейт обнаружила, что смотрит прямо в прищуренные глаза Мередит Бэнкрофт. Еще секунда – и Мередит повернулась и последовала за Митчелом.

– У меня от этого парня мурашки по коже, – признался Макнил Грею, стоя вместе с ним у двустороннего зеркала и наблюдая, как рыдающий Билли Уайатт выкладывает Джо Торелло подробности «случайной» гибели отца. Они забрали мальчишку сегодня утром и привезли на допрос. Тут же присутствовала Кэролайн.

– Удивляюсь, как она еще не вызвала семейного адвоката.

Эллиот, сложив руки на груди, обдумывал удивительное поведение Кэролайн.

– Думаю, она опасалась, что Билли имеет какое-то отношение к смерти отца, с того дня в моем офисе, когда он говорил по телефону с Уайаттом. Бедняжка выглядела потрясенной и расстроенной его импровизацией и той отсебятиной, которую он нес, чтобы заманить дядю в Чикаго. Позже, когда я сказал ей, что пуговица, найденная в колодце, сорвана с пальто Митчела Уайатта, она ни словом не возразила. Не спросила, уверены ли мы, осмотрели ли его другую одежду в поисках идентичных пуговиц, словом, не задала ни одного из ожидаемых вопросов. Кэролайн несколько раз попадала в список лучше всего одетых женщин. Ей ли не знать, что пуговицы ручной работы отличаются от обычных!

– И все же не пойму, почему она еще не вызвала адвоката.

Грей немного подумал.

– Она любила Уильяма и любит Билли. Наверное, считает, что единственный шанс спасти сына – заставить его сказать правду и снять с души бремя вины. Их фамильный адвокат – Генри Бартлетт, а она знает, что Бартлетт выполнит любое пожелание Сесила. Сесил прикажет ему заткнуть Билли рот и потом найдет способ снять парня с крючка.

– Не понимаю, как она может находиться в одной комнате с ним.

– О, тут нет ничего сложного. Она винит себя за то, что не сообразила раньше, сколько вреда принесет ее сыну появление Митчела Уайатта в их жизни.

В это время Торелло вручил Билли ручку и блокнот.

– Прежде чем запишешь показания, давай еще раз повторим все с самого начала, чтобы не было неясностей.

Кэролайн стояла позади Билли, положив руки на плечи сына, словно оберегая его.

– Неужели ему необходимо еще раз пройти через это? Пусть просто напишет, и покончим с этим.

– Всего один раз. С самого начала, – неумолимо повторил Торелло.

Четырнадцатилетний подросток вытер глаза руками и дрожащим голосом начал:

– Я поехал на ферму с отцом, как мы и собирались в тот уик-энд. Ну… я подумал, что, может, постреляем дичь на ферме Аделлов, вот и захватил дробовик. Пока мы гуляли, отец сказал, что собирается продать ферму тому же застройщику, что купил землю Аделлов. Мы заспорили. Я сказал, что он не имеет права это делать, а потом…

– А почему ты посчитал, что он не может это сделать?

– Потому что ферма должна была перейти ко мне! – яростно прошипел Билли. Куда только девалась его мнимая приниженность! – Мой дедушка Эдвард всегда говорил, что ферма будет моей, но забыл записать это в завещании!

– Ладно, и что было дальше?

– Мы с папой заспорили, и я так расстроился, что не видел, куда иду. Споткнулся, и ружье выстрелило.