– Уж не Бергвида ли Черного Хвоста я вижу перед собой! – громко закричал слэтт, как только его стало возможно услышать.

– Ты видишь конунга Морского Пути, Бергвида сына Стюрмира, разряженный болван! – крикнул в ответ Бергвид. – Назови свое имя, чтобы я знал, кого отправлю к Ран!

– Я – Рагневальд сын Гутхорма, по прозвищу Наковальня! – рявкнул тот. – Запомни хорошенько, чтобы знать, кто тебя убьет сегодня, раб и сын рабыни! Я когда-то проучил твоего отца, жалкого труса и хвастуна, и он убежал от меня, поджав хвост, а сегодня проучу тебя, да еще получше! Ты-то от меня не сумеешь уйти!

– Я поклялся, что ни один из предательского племени слэттов не будет плавать мимо квиттингских берегов! – яростно прокричал в ответ Бергвид. – И уж тем более такой глупый крикун, как ты! Я перебил тысячи таких, как ты, сегодня их станет еще больше! Ты сам обрек себя на смерть, когда посмел противоречить моему отцу! И если он не успел отомстить за обиду, то я это сделаю!

Корабли сблизились, два копья полетели друг другу навстречу, столкнулись в воздухе и разом рухнули в море. Над обоими кораблями взмыл изумленный вскрик – такого никому еще не доводилось видеть, но не всем впоследствии пришлось рассказывать об этом. С обеих сторон одновременно полетели железные крючья и впились в борта; почти тут же две человеческие волны с боевыми кличами устремились навстречу друг другу. Имена Одина и Тора столкнулись, как будто два грозных бога невидимо схватились в воздухе над кораблями. По переброшенным с борта на борт веслам люди перебегали с одного корабля на другой, и вскоре «Бык» и «Ворон» оба стали полем битвы.

Мелкая зыбь качала корабли, и, похоже, она укачала слэттов до того, что они перестали понимать происходящее. У Бергвида было меньше людей, чем у Рагневальда, но почему-то во всех схватках на том или другом корабле квитты одерживали верх. Сам великан Рагневальд, с красным от ярости лицом, с дико горящими глазами, размахивал длинным мечом. Встретившись с его сероватым клинком, прочные щиты, окованные железом, разлетались, как глиняные, железные мечи и наконечники копий оказывались разрубленными, как дерево. Рагневальд двигался по кораблю и как вихрь сметал всех перед собой – своих и чужих, почему-то утратив способность отличать тех от других.

И не его одного вдруг поразило боевое безумие. Там и здесь можно было видеть, как слэтты яростно сражались между собой, а того, кто одерживал верх, тут же укладывал квиттингский клинок. То и дело слышались тяжелые всплески от падения в воду тел, и немногие из тех, кто попал в воду живым, сумели добраться до недалекого берега. Постепенно битва замирала, слэттов оставалось все меньше. Только десятка полтора, вовремя попав за борт, сумели выплыть на берег и оттуда, свободные от оков боевого безумия, смотрели, как гибнет остаток их дружины. Наконец только Рагневальд еще сражался, и многим квиттам не удалось уйти от его страшного меча, пока навстречу ему не вышел сам Бергвид.

Он намеревался сам окончить битву, как подобает вождю. Силой и опытом Рагневальд превосходил своего молодого противника, но они ему не помогали: исступленно размахивая мечом, он не видел, куда и как бьет. Его багровое лицо застыло, глаза со зверским выражением смотрели куда-то в пространство, и, казалось, в воображении он бился с чудовищем наподобие дракона Фафнира.

Бергвид же отлично видел своего противника; его лицо было возбужденно-яростным, но глаза смотрели остро и осмысленно, он бился нетерпеливо и тем мешал себе покончить с делом быстрее. Шаг за шагом он теснил Рагневальда к борту, тот отступал, а Бергвид ловил возможность для одного, последнего удара. Рагневальд отбивался все более слабо, его лицо было обращено куда-то к небу, он даже не пытался увидеть своего противника и, похоже, вообще забыл о нем; жить ему оставалось считанные мгновения. Он коснулся края скамьи, покачнулся, и тут же Бергвид нанес ему удар по шее; Рагневальд упал лицом вниз, и возле его плеча по доскам корабельного днища потекла кипящая темно-красная кровь.

– Теперь отомщена обида моего отца! – почти неразборчиво выговорил Бергвид и всей тяжестью оперся на клинок, как будто этот последний удар истощил его силы до конца.

Он тяжело дышал, мокрые черные волосы прилипли к побледневшему лбу, а в темных глазах мерцало упоение местью, успокоение, словно он сделал главное дело своей жизни и теперь может умереть.

Бьёрн отвернулся. Было сделано славное дело, но почему-то его мутило, как при виде величайшего позора.

* * *

Оба корабля подвели к берегу, и морской конунг осмотрел свою добычу. Тело Рагневальда само по себе могло послужить хорошей наградой удачливому бойцу: дорогая одежда была попорчена, но золоченая гривна на шее, браслеты и перстни, пояс в серебре, дорогое оружие и доспех стали завидной добычей. Все это принадлежало по праву Бергвиду, и каждую вещь, как только ее снимали с тела, он тут же отдавал кому-то из своих людей. Серебряный пояс достался Бьёрну. Тот не считал, что заслужил такой дорогой подарок, поскольку в битве не усердствовал. Он подозревал, что эти слэтты, скорее всего, те самые, которых ждут отец и Альдона. Но вслух он этого не сказал, а Бергвид вялым взмахом руки отмел его сомнения.

– Я награждаю за преданность, а подвиги успеются! – сказал он. – Тот, кто предан мне, заслуживает лучшую награду.

Сейчас, после битвы, Бергвид конунг выглядел утомленным и измученным: силы его подорвало не столько само сражение, сколько напряжение духа. После недавнего воодушевления, после вспышек ярости и силы его как будто подменили: он побледнел, из-за чего его загорелая кожа приобрела какой-то неживой оттенок, даже отливала зеленью на висках, глаза потухли, речь замедлилась, движения стали вялыми. Бергвид сидел на краю корабельной скамьи, свесив кисти рук и даже не трудясь смыть с них сохнущую кровь. В ответ на радостные крики своей дружины он иногда поворачивал голову, но тут же, казалось, снова обо всем забывал.

А у его верной дружины появились поводы радоваться. Такой богатой добычи им давно не случалось брать. У всех убитых или раненых слэттов было отличное оружие, много украшений, которые теперь перешли к победителям. Щиты пострадали в битве, много копий ушло на дно, но если кому-то из квиттов не хватало хорошего меча или шлема, то теперь он мог их получить.

С трудом взломав замки на двух больших сундуках, даже много повидавшие Бергвидовы хирдманы застыли в изумлении и послали за своим вожаком. Такие богатства встречаются редко: дорогие ткани, пестреющие всеми красками радуги, такие тонкие, что к ним не решались прикоснуться загрубелые руки; большие серебряные блюда, украшенные позолотой, чернью, чеканкой, цветными камнями; красивые бронзовые светильники, отлитые в виде то корабля, то лебедя с расправленными крыльями, то вепря с огромными янтарными клыками; седла и уздечки из лучшей цветной кожи, украшенные бирюзой, которая предохраняет всадника от падения. Имелись здесь и ковры из цветных нитей, и ларцы, отделанные резной костью, и небольшая шкатулка с женскими украшениями. Бьёрн утвердился в своих неприятных подозрениях: это явно были те самые подарки, которыми Хельги ярл обещал закрепить обручение с Альдоной. И вот теперь он, брат невесты, принимает участие в разграблении ее подарков и разрушении надежд! Хороший брат, нечего сказать!