– Нет, – отвечал Джованни. – Что ты копаешься с этой рухлядью? – разозлился он, глядя, как бармен отчаянно пытается отрегулировать изображение. – Ему давно место на помойке.

– В Мессине буря, – буркнул хозяин бара. – Сигнал идет оттуда.

– Черт… – выругался Джованни в трубку. – И что, они действительно высадились на Луне?

– Нет, Джованни, пока нет… Они облетели вокруг, чтобы сфотографировать ее обратную сторону.

– Обратную сторону? Да ты что!.. И… как это выглядит? Там красиво?

– Пустыня. Серая пустыня.

– Мадонна… Но ведь Луна белая.

– Что он говорит? – спросил бармен и тоже припал к трубке.

– Тсс…

– Он смотрит… нет, это невероятно…

– Что они делают?

– Они фотографируют Землю, – ответил Винченцо. – Оттуда это…

– Нашу Землю? С Луны?

– Да.

– И как это выглядит?

– Шарик… А вокруг все черное.

– Какого она цвета?

– Я не знаю, телевизор черно-белый.

– Зеленая, – подсказал бармен. – Как леса.

– Нет, она голубая, как море. Ты когда-нибудь видел глобус?

– Что-что?

Джованни был в отчаянии: американцы уже на Луне, а он все торчит в этой дыре.

Но первые в истории человечества кадры с видами Земли из космоса были не единственным, что пропустил в тот вечер Джованни. Уже после того, как кончились жетоны, астронавты читали в эфире начальные строки Книги Бытия: «…да будет Свет – и стал Свет…» А потом Винченцо услышал стук в дверь. Джованни в это время стоял в церкви, в толпе старух, чей неумолчный кашель перебивал хрипы не менее простуженного священника. О том, что в тот момент происходило в Мюнхене, Джованни узнал много позже.

Итак, Винченцо поднялся с потрепанного дивана. Взрослых никого, компанию ему составляла малышка, давно почитавшая его за лучшего друга. Поначалу Винченцо подумал, что это родители вернулись из церкви, но за дверью стоял незнакомый мужчина. Немец в синем пальто, явно дорогом, поверх серого костюма, в шляпе и дорогих ботинках. На вид ему было около сорока; высокий лоб, голубые глаза. Под мышкой он держал два пакета, большой и поменьше. Очевидно, с подарками.

– Добрый день.

Лица как окна, бывают закрытые и открытые. Лицо незнакомца было нараспашку, и в этом он сильно не походил на других немцев.

– Мама дома?

Где-то Винченцо уже слышал этот голос.

– Нет.

– Когда вернется?

Винченцо пожал плечами.

Мужчина с опаской заглянул в квартиру. Потом посмотрел на юношу – пристально и будто пристыженно, так что тому стало не по себе.

– А ты, должно быть, Винченцо?

Винченцо кивнул.

– Можешь передать ей кое-что?

Мужчина протянул Винченцо маленький пакет, в котором оказался зеленый конверт, перевязанный золотой лентой.

– А это для тебя…

За маленьким пакетом последовал большой. Винченцо смутился.

– Бери, бери… – широко улыбнулся незнакомец. – Счастливого Рождества.

Он прикоснулся к шляпе и начал спускаться с лестницы. Площадкой ниже он оглянулся на Винченцо, который продолжал стоять в дверях. Улыбки на лице незнакомца уже не было, только грусть.

Винченцо положил пакеты на диван и отвел руку малышки, в нетерпении дергавшей золотой бант. Внутри большого пакета явно было нечто интересное. И значительное, на что явно указывала его величина. Поначалу Винченцо решил не открывать свой подарок до прихода матери, но любопытство пересилило. Мальчик попытался заглянуть под оберточную бумагу – и не удержался, сорвал ее.

Внутри был «Автодром» – мечта его миланского детства. Родители дарили Винченцо исключительно практичные вещи – носки, школьный ранец или зимние ботинки. А этот подарок был нереален и совершенно незаслужен. В коробке обнаружились белый «порше» и красный «феррари», Винче видел такие по телевизору. Модели воспроизводили оригиналы до мельчайших деталей. К машинам прилагался трансформатор, регулятор скоростей и множество прямых и изогнутых пластин, из которых можно было сконструировать модели известных гоночных трасс – Монцы, Сильверстоуна, Хоккенхайма.

Когда родители появились на пороге комнаты, Винченцо и ХП сидели на полу. Они соорудили автобан посреди гостиной и устроили гонки. Винченцо, разумеется, в красном «феррари». Джульетта и Энцо подумали было, что это ХП принес «Автодром». Но тут Винченцо показал матери другой подарок, который так и лежал нераспечатанный в зеленом конверте.

– От кого это?

– Я не знаю… какой-то немец. Он сказал, что это подарки к Рождеству.

Родители переглянулись, Энцо пожал плечами. Джульетта открыла конверт и побледнела.

– Что там такое? – спросил Энцо.

– Где ты с ним встретился? – набросилась на сына Джульетта.

У Винченцо возникло чувство, будто он совершил какую-то серьезную оплошность.

– Здесь, он сам пришел. Кто он такой?

Мать будто испугалась. Отца – как показалось Винченцо. Но Энцо стоял неподвижно.

– Это мой клиент, – торопливо объяснила Джульетта. – Просил сшить ему кое-что на лето, но я отказала.

Энцо не реагировал.

– Упакуй как было, – велела Джульетта сыну. – Мы отнесем все обратно.

– Но, мама…

– Немедленно, я сказала!

Винченцо подчинился.

– Что происходит? – спросил Энцо.

– «Что происходит, что происходит…» – передразнила мужа Джульетта. – Ты, кажется, собирался начать все сначала, не так ли?

Небо густо сыпало белыми хлопьями, когда Джульетта в красном пальто, обмотанная шарфом, ждала трамвай на остановке. Оба пакета были при ней. Уже стемнело, она дрожала от холода, но сердце ее дрожало еще сильнее. К месту встречи Джульетта прибыла на десять минут раньше назначенного времени, решив ни под каким видом не садиться в его ИЗО, которую узнала по гулу мотора. Немецкие автомобили не издают таких звуков. Винсент остановился возле тротуара и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья. Джульетта не двинулась с места.

– Ты садишься?

Зимой Винсент выглядел иначе – старше, серьезнее. До сих пор Джульетта видела его только летом. В сущности, она ничего о нем не знала, за исключением одного коротенького эпизода из его жизни. Но откуда, в таком случае, возникло это чувство, будто он всегда был ее частью? Словно, встретив его, она обрела потерянную половину себя?

Джульетта положила «Автодром» на заднее сиденье, а сверху конверт с билетами в оперу. Винсент пригласил ее не в мюнхенский театр, а в венецианский театр «Ла Фениче»… Совершенно невозможно.