И тут ее прорвало.

– Еще как рассматривала! Хотя понимала, что мы с тобой,как дельфин и русалка из песни – не пара, не пара, не пара! Но я так сильнотебя любила, что слепла, глохла, немела, и вместе со мной слеп, глох и немелздравый смысл. Я любила и ждала… Ждала вот этого момента! – Шура, до сихпор державшая пакет со вкусностями для дочери, прижала руки к груди, и банкаконсервированных ананасов больно стукнула ее по животу. – И вот теперь…Теперь, когда он настал, я вынуждена ответить – нет. Нет, Стас, я не станутвоей женой. И не потому, что не хочу, просто ты сам меня не возьмешь, когда яоткрою тебе одну свою тайну…

– Какую?

– Это я виновата в смерти твоей матери!

– Не понял…

– Я выложила ей все о Викторе Сергеевиче и тете Ульяне.В тот день я пришла, чтобы тебя повидать. Вера рассказала мне о вашейнесостоявшейся свадьбе и в страшной спешке покинула город, а мне хотелось поговоритьс тобой. Узнать, из-за чего все произошло… Вот я и пришла. Но тебя дома небыло. Мне открыла тетя Оля, сказала, что ты задерживаешься на работе. Я решилатебя подождать, а она… В дом-то она меня впустила, но оставила сидеть вприхожей, как какую-то бродяжку. Но это еще ладно, к такому я привыкла, онавсегда очень высокомерно вела себя со мной. Я ей ужасно не нравилась, и она воттак показывала свое ко мне отношение. Но в тот день тетя Оля этим неограничилась. Она высказала все, что думает обо мне. Естественно, ни одногобранного слова она не произнесла, но опустила меня ниже городской канализации.И попросила оставить тебя в покое. «Бегаешь за ним, как собачонка, –бросила она напоследок, – смотреть противно! В женщине должно быть достоинство,а в тебе его – ни грамма. Так что не надейся, что мой сын будет относиться ктебе лучше, чем к половой тряпке…» Вот тут я не выдержала и вывалила все, чтознала. Я хотела ее уколоть, а вышло, что убила…

– Маме стало плохо при тебе?

– Да. Она схватилась за сердце сразу, как только язамолчала. Когда я орала, она сидела, как изваяние, но стоило мне захлопнутьрот… Я, естественно, тут же бросилась к ней, стала спрашивать, что ей принести:воды там или валидола… Но она только махала на меня рукой, как бы говоря – уйдиотсюда. И я ушла. Но сначала вызвала «Скорую»…

– «Скорая» не успела.

– Знаю, – выдохнула Шура и замолчала.

– Ты могла бы не говорить мне.

– Могла… Но это было бы нечестно.

– Что ж… Спасибо за честность! – И он пошел квыходу. Но, дойдя до стула, на котором оставил зайчиху, остановился и, необорачиваясь, спросил: – С Кариной я хотя бы смогу видеться?

– Если хочешь, можешь забрать ее из детского сада.

– Хочу, – сказал он.

– Тогда я позвоню, предупрежу.

Стас кивнул и, сделав последние три шага к двери, вышел. АШура все стояла с тяжелой сумкой в руках, прислушивалась к себе и с удивлениемпонимала, что не испытывает горечи, а чувствует одно только облегчение.