— Погоди, Аннушка, — остановила ее Евпраксия. — Дьяволу они, может, и не служат, ибо не знают, что это такое. Но вот отвратительные языческие обряды совершают. И это преступление куда страшней, чем наличие любовника и тайного ребенка, подброшенного родичам. За любовника и ребенка Бериславу будет укорять только обманутый муж, а вот за участие в нечестивых обрядах ее будет судить митрополит, а с ним и великий князь.

— А если я скажу князю, что все это клевета? — спросила Завида, пронизывая Евпраксию взглядом. — Он поймет, что к чему. Известное дело: падчерица всегда ненавидит мачеху и завидует сводной сестре. А ты, сударыня, стараешься навредить людям, которые верно служат Святополку, а не твоему брату. И не тебе обвинять других в нечестивости, когда твои грехи всему миру известны.

— Не смей так говорить с Евпраксией Всеволодовной! — вскинулась Анна, чувствуя все нарастающую внутреннюю дрожь, от которой стучали зубы.

Завида повернулась к падчерице и тяжело, неподвижно посмотрела ей в глаза. Анна с трудом выдержала этот взгляд.

— Не тебе указывать, с кем и как мне говорить, — заявила мачеха негромко, но с угрозой в голосе.

— Спасибо за защиту, Аннушка, — сказала Евпраксия. — Но будь спокойна: твоя мачеха ничем не может меня оскорбить. Я в своих грехах покаялась и давно за них расплатилась. А вот тебе, Завида, и твоей дочери расплата еще предстоит. Как бы ты ни влияла на князя, а против явных доказательств и он не сможет возразить.

— Доказательства? — с усмешкой переспросила Завида. — А какие у тебя доказательства? Ваши с Анной слова — не больше, чем пустые наветы. То, что мы с дочкой приезжали когда-то к родичам, — не грех. Но ни на бесовских игрищах, ни рядом с Якуном вы Бериславу не видели.

— Да, мы сами не видели, но у нас есть свидетели, которые могут рассказать о мерзких обрядах с блудодейством и кровавыми жертвами.

— Свидетели? Какие свидетели, где они? — Завида уже откровенно смеялась.

Анна и Евпраксия оглянулись и одновременно вскрикнули: привезенные из Юрьева очевидцы куда-то исчезли. Это исчезновение не заметил даже верный Никита, который тоже отвлекся, слушая разговор. Анна снова почувствовала сильный озноб, и глаза на миг заволокло горячим туманом. Только Евпраксию коварство Завиды не обескуражило. Подняв брови и гордо вскинув голову, она свысока посмотрела на противницу и насмешливо сказала:

— Ловка ты, боярыня Завида. Но твоя змеиная хитрость — еще не ум. Не надейся утаить шило в мешке, все равно прорвет. Неужели ты думаешь, что эти свидетели у нас единственные? Имеем еще двоих в Киеве. А уж в селении Выря под Юрьевом целая ватага найдется. Или ты надеешься, что твой знакомый воевода им всем рты позатыкает? Но есть еще письмо епископа Даниила. И сам он, если надо, приедет и все расскажет князю и митрополиту.

С большим трудом Завида скрыла досаду и, бросив предостерегающий взгляд на готовую сорваться дочь, сказала:

— Этот старый болтун игумен Даниил твоим братом поставлен, и для великого князя Святополка он важности не имеет.

— Ты бы поостереглась так говорить о моем брате и об отце Данииле, — заметила Евпраксия. — Не знаешь ведь, как завтра судьба повернется.

Завида немного помолчала, а потом вдруг сказала примирительно и со вздохом:

— Не понимаю я тебя, сударыня. Ты же знатная госпожа, давно живешь при монастыре. Какое тебе дело до мирских распрей? Почему ты слушаешь наговоры всяких глупых девок — таких, как моя падчерица или та горшечница? Зачем хочешь испортить жизнь мне и Бериславе? Ведь мы зла тебе не причинили, мы тебе не враги.

— Вы враги потому, что зло у вас в душе, и вы не хотите его искоренить, а сеете повсюду, — ответила Евпраксия.

Анна, повинуясь безотчетному порыву, подалась вперед и стала рядом со своей старшей подругой. Тогда и Берислава сорвалась с места и, уперев руки в бока, закричала на Анну и Евпраксию:

— Значит, вы ищете войны, да? Так вы ее получите!

Евпраксия краем ока успела заметить, что слуги Завиды обступили их с Анной со всех сторон. Тогда спокойным, ровным голосом она сказала:

— Если бы мы хотели войны, то не пришли бы сюда, а прямиком направились бы к князю или митрополиту и все бы им доложили. Но нам нет охоты затевать против вас тяжбу. Вы свое еще когда-нибудь получите. А мы сюда явились, чтобы с вами договориться.

— Матушка Евпраксия!.. — в недоумении воскликнула Анна и, почувствовав внезапную дурноту, пошатнулась.

— Да, дитя мое, договориться, — твердо повторила Евпраксия и поддержала Анну под локоть.

— О чем договориться? — разом спросили Завида и Берислава, переглянувшись.

— А вот о чем. Я обещаю за себя и за Анну не выдавать ваших тайн никому, особенно князю и митрополиту, а также Тимофею Юрьевичу и Глебу, которых вы сегодня так ловко удалили. Но вы за это должны снять всякие обвинения с Надежды.

— Неужели вы согласны договориться с нами за столь малую плату? — недоверчиво покосилась Завида. — Чую в этом подвох, сударыня. Кому нужна простая девка Надежда, которая, говорят, уже утопилась?

— Для вас она простая девка, а для меня — живая душа. Даже если Надежды уже нет на этом свете, пусть хоть ее бедные родители узнают, что их дочь невиновна.

— Но кто виновен? — Завида переглянулась с Бериславой и Хворощей. — Хотя, пожалуй, гончаровна действительно ни при чем. Недавно мы узнали, что дело было так. Олбырь увидел на воре плащ Глеба, затеял с ним драку и убил. Надежда случайно шла мимо, увидела зарезанного человека и упала в обморок. А Олбырь, чтобы отвести от себя подозрения, вложил ей в руку нож. Но потом Олбырь где-то подрался, и у него отшибло память, поэтому сам рассказать он ничего не сможет.

— Хорошо, пусть будет так, — согласилась Евпраксия. — Теперь посылай своего тиуна вместе с Никитой к княжескому вирнику, чтобы они доложили ему правду об убийстве.

Когда это указание было выполнено, Евпраксия потребовала еще:

— Теперь разбуди Тимофея и приведи его сюда. Еще позови наших монахинь. И ключника позови, и сторожей… И при всех объяви о невиновности Надежды.

— Вижу, сударыня, ты заботишься, чтобы я выполнила свою часть договора, — поняла Завида. — А где же у нас уверенность, что вы с Анной не обманете?

— Мы могли бы записать свой договор на бумаге, но ведь вы же с Бериславой не знаете грамоты. Так что придется вам поверить мне на слово.

— А если ты нарушишь обещание? — не унималась Завида.

— Я внучка Ярослава Мудрого, при котором была составлена «Русская Правда», и мое слово что-нибудь да значит! Могу дать клятву, что буду молчать о вашем прошлом, если вы вернете доброе имя Надежде и не станете вредить своими зельями Анне и ее отцу. Перед Богом клянусь! — Евпраксия перекрестилась. — Так что же, Завида? Веришь ты моему слову, согласна на мирное соглашение или хочешь войны?

— А ты ручаешься за Анну, игумена Даниила и других? — осторожно спросила Завида.